Жизнь организована


Терапевт: Ты не ищешь смерти, но ты к ней готов.
Полина: Да.
Терапевт: Нет, ты ищешь смерти, и она должна сейчас прийти.
Полина: Самурай не ищет, просто считает, что она ходит где-то за спиной. Даже не за спиной, а рука об руку.
И когда нужно, они договорятся.
Терапевт: Ну что же. Глаза у вас достаточно раскосые, меч вам нравится, но самурай  это существо, которое готово драться.
Вы готовы драться за то, чтобы у вас не было прошлого и будущего?
Полина (решительно): Нет.
Терапевт: Но тогда вы готовы быть в настоящем. Драться в настоящем.
Сейчас Полина легко принимает решения. В этой фазе нашего разговора она легко и быстро отвечает на вопросы. Это отличается от ее обычной манеры вести разговор.

В обычном разговоре клиентка взвешивает, так ли она говорит, тогда ли, тому ли, кому нужно.
А здесь ей действительно интересно, она вовлеклась в этот разговор. Разговор хотя и нелепый, но она узнает, что он в чем-то про нее. Вообще, очень интересно, что она так решительно говорит “нет”.
В обычной жизни Полина всегда ведет себя очень уклончиво.
Полина: Я не хочу. Я не могу драться, потому что я не побеждаю.
Терапевт: Тогда вы не самурай... Может быть, вы самураймонах?
Полина: Хорошо бы попасть в саматхи, отключиться, не двигаться и  вперед, на тысячелетия... Только чтобы потом еще и не размораживали.
Хотя, пусть, конечно разморозят, если в своем монастыре, свои по духу могут разморозить. Вот отдых-то! (Довольно продолжительная пауза.) Поэтому, наверное, плохо с физкультурой получается... (С сожалением взмахнула рукой.)
Терапевт: Вопрос в том, насколько сужаются границы. Ведь если вчера начинается полчаса назад, а завтра  через двадцать минут, то этот временной период может быть слишком узок.
Полина: Наверное, поэтому никак не примешь решение?
Терапевт: Какое может быть решение? Ведь если никакого будущего нет, то решение чисто абстрактно. И спросить себя о том, что нравилось вчера, тоже нельзя.
Ведь вчера тоже нет. Поэтому приходится принимать решение о предметах, о которых ничего не знаешь.
Полина (спрятала руки за спину): Да-да, я записывала: “Была в отпуске там-то, мне не понравилось потому-то”.
Терапевт: Так это какие-то иероглифы, вы их не можете расшифровать, вы же не помните... Только тело имеет память...


Полина: Нет, если я присмотрюсь к иероглифу, то вспомню.
Терапевт: Головой или телом?
Полина: Головой, и только если очень постараться  телом. Я еще вот что хотела сказать.
Меня беспокоит, что раньше я могла планировать и достаточно успешно, на достаточное расстояние, и это срабатывало. А потом все куда-то делось. (Развела руками.)
Терапевт: Может, вам стать чьим-то рабом? Настоящим рабом, чтобы у вас не было своей воли, никаких своих планов?
Сейчас мы с ней создаем и изучаем некую карту ее возможной жизни. И на этой карте появляются разные состояния и образы.
Наша задача состоит, прежде всего, в том, чтобы на этом, очень узком диапазоне возможностей, возникли разные уютные движения. Чтобы она обжила хотя бы очень небольшое пространство.
Внутри этого своего стеклянного гробика, внутри очень узкого временного промежутка.
Полина: Нет, я не хочу.
Терапевт: Тогда вы не будете отвечать ни за прошлое, ни за будущее. Вам скажут: садись на галеру и греби. Села и погребла.

Скажут: отцепляйся от галеры. Отцепляетесь.
Себе не принадлежите.
Полина: Быть рабом  это отдых.
Терапевт: У вас уже не будет отдыха, вы станете принадлежать другому.
Полина: Можно идти в рабство, чтобы не думать, в качестве отпуска. Вот, например, покупаешь тур и едешь, куда везут. (Смеется.)
Терапевт: Взяли вас на корабль и заставили что-нибудь драить, чистить, мыть...
Полина: Круиз  это очень большая степень рабства. Я бы не хотела.
Хотя, может быть...
Терапевт: А если вас вместо круиза заставить работать более интенсивно, чем вы обычно работаете? Может, это для вас и будет отдыхом?
Вы себе не принадлежите, все за вас решают. Наказывают, иногда кормят; кормят реже, чем наказывают.
Полина (задумчиво смотрит перед собой): Нет, лучше не надо.
Вначале мы в качестве проблемы обозначили следующее: трудно что-либо решать или выбирать. На самом деле клиентка опасается крайних состояний  сильного принуждения и полной свободы.


Потому что у нее нет ощущения, что она сама способна выбрать соотношение меры свободы и меры принуждения. Сейчас мы находимся с ней в некоей середине данного спектра. Дальнейший разговор заключается в предложении ситуаций частичного выбора  то больше свободы, то больше принуждения.

Этот параметр начинает чуть больше утрироваться.
Тем самым она соглашается с предположением, что все-таки способна сама смешивать в одном рецепте свободу и принуждение. Очень важная точка, на которой начнется что-то наращиваться.
Терапевт: Вы замечательный раб.
Полина: Да, я прекрасный раб.
Терапевт: Может быть, вам надо больше времени проводить в рабстве?
Полина: Но отпуск же дают из рабства, я и так все время в рабстве.
Терапевт: А если найти такое рабство, чтобы это было рабство без отпуска  настоящее?
Полина: Да, это замуж надо выйти. Я уже была  не хочу.
Тогда действительно никакого отпуска нет.
Терапевт: Еще один выход, которого вы можете придерживаться: решить, что вы уже умерли. И все, что происходит,  это жизнь после смерти, чистое любопытство.
Полина: Да, это хорошо.
Терапевт: Жизни уже нет, все равно вы уже умерли, так что все в порядке. Все, что нужно, вы уже сделали. Долг свой выполнили.

А дальше  из любопытства...
Это тур, который вы выиграли после жизни.
Полина (вытирает платком нос): Да, только мне сейчас нужно еще принять решение уйти с работы, и тогда у меня будет другая жизнь.
Терапевт: А вы уже можете уйти с работы?
Полина: Конечно, могу. Только кушать будет нечего.
Терапевт: Так вы и так ничего не кушаете. Вы к этому тщательно готовились, отвыкали всю жизнь.
Полина: Да. Но вы понимаете, потребности какие-то остались.
Терапевт: Потребности надо будет как-то сократить.
Полина (смеется, руки скрестила на груди): Путь сокращения очень тяжел, если бы сразу  раз и умереть, заснуть. Но вопрос в том, какие сны?..
Терапевт: Какие сны? Никаких снов. Время от времени сны о рабстве.
Как вы встаете из гробика и подметаете улицы.
Полина (задумалась): Не знаю...
Терапевт: Есть ведь опасность заново родиться. Второй раз родиться, и все это отбывать.
Все сначала: детский сад, школа, институт  это же кошмар?
Полина (после паузы, несколько удивленно): Да.
Терапевт: А если еще в те же года?
Полина: Нет, нет, нет.
Терапевт: Что, лучше не рождаться?
Полина: Нет, рождаться, но в следующей жизни.
Терапевт: Может, вам, как Прометею... Предположим, вы совершили трудовой подвиг. Появляется раз в сутки орел, начинает клевать вас, вам очень больно, потом орел улетает.

Ваша жизнь будет организована вокруг этой боли. С одной стороны, ждешь этой боли и живешь ярко, потом ждешь, когда она пройдет.
Жизнь организована.
Полина (постоянно пытается перебить терапевта): Нет.
Полина утверждает, что живет без чувств. Что лишний раз не включается в ситуацию, что живет на автомате, что сил нет, и, чтобы экономить силы, она ни во что не включается.
Я предлагаю ей ситуацию, в которой жизнь течет очень бурно, зато вокруг этого организованы чувства  то болезненные, то надежда на то, что орел улетит, то ощущение приятности, что орел тебя не клюет. Фактически это альтернатива чувственного поля.
Терапевт: Еще можно думать о светлом, о том, что вы отдали все лучшее людям.
Полина (воодушевляется): О светлом мне нравится! Как Феникс, чтоб сгореть совсем...
Терапевт: Вы хотите сгореть совсем?
Полина: Да. А потом возродиться.
Терапевт: Хорошо. А кто будет дровишки подкладывать, чтоб горело?
Вы-то сами будете дровишки подкладывать под себя?
Полина: Там про дрова ничего не говорится. Феникс возрождается из пепла, там вместо дров пепел.
Терапевт: Как вы повеселели вдруг.
Полина (смеется): Мне понравилось.
Терапевт: Феникс это, что ли, павлин такой особый?
Полина: Наверное. Я не представляю, как он выглядит.
Думаю, как павлин, но только золотой.
Терапевт: Представляете, было бы у вас птичье тело, хвост как у змеи, а голова человеческая.
Полина: Недавно показывали мультфильм про курицу, которая из-за катаклизмов в холодильнике ожила. Вышла из холодильника, такая ощипанная, толстая, головы нет, а вместо головы шея торчит. Она пошла путешествовать, очень хотела на ферму прийти... (Изображает руками размеры курицы.) Но, к сожалению, что случилось на ферме, уже не показали...
Курица получается... Феникс никак.
Она раньше говорила только потому, что очень надо, а теперь заговорила с удовольствием. И с восторгом описывает курицу с отрубленной головой.
Я бы это интерпретировал так: “Я думала, что голова уже отрублена, а оказывается, можно возродиться”.
Терапевт: Вы могли бы комбинировать. Голова бы думала. Причем неизвестно что: прошлого нет, будущего нет.

У нее бы кипело в голове, а кипело бы именно потому, что все думает, а думать-то совершенно не о чем, потому что ни прошлого, ни будущего, но думает.
Думать трудно, потому что приходится из этих двух поленцев, которые десять минут назад загорелись, а через десять минут потухнут, раздувать большое пламя. Тело птичье  ему много не надо. Оно распускает хвост, убирает хвост.
Распустила хвост  большая стала, убрала хвост  маленькой стала. Очень удобно: настроение получше  распустила хвост, настроение похуже  собрала хвост.
Лап нет, потому что лень двигаться.



Содержание раздела