Выбор в пользу нелегальной организации


Таким образом, основной причиной теневой экономической активности следует считать нерациональный правовой режим, когда “процветание компании в меньшей степени зависит от того, насколько хорошо она работает, и в большей от издержек, налагаемых на нее законом. Предприниматель, который лучше манипулирует этими издержками или связями с чиновниками, оказывается более успешным, чем тот, кто озабочен лишь производством” (15, с. 189). Плодом “плохих законов” становится экономическая ситуация, когда на нелегальную деятельность в Перу приходится 48 % экономически активного населения и 61,2 % рабочего времени, 38,9 % официального ВНП (15, с. 49).

В некоторых сферах экономики теневики вообще стали основными производителями: так, например, нелегальный транспорт составляет 93 % транспортного парка Лимы, столицы Перу (15, с. 51). Следует подчеркнуть при этом, что товары и услуги, производимые теневиками, по существу ничем не отличаются от продукции легального производства. Другая важная теоретическая находка Э. де Сото исследование внутреннего механизма экономического “подполья”, его самоорганизации. Ходячее представление о деятельности теневиков уподобляет их жизнь первобытной борьбе за выживание, где царит голое “право силы”. Однако “Иной путь” убедительно доказывает, что в теневом бизнесе, как и в легальном, существует “сила права” (конечно, права специфического нелегального). Мир теневого бизнеса во многом копирует мир бизнеса легального, заимствуя эффективные формы организации. Как показывают исследования де Сото, во всех видах нелегальной деятельности (жилищное строительство, торговля, транспорт) существуют устойчивые организации, которые координируют контакты теневиков друг с другом и с законными государственными институтами.

Складывается впечатление, что в “тени” живет параллельный мир со своими профсоюзами, судами, правовыми нормами, который во многом эффективнее официального мира. Даже процесс подкупа государственных чиновников трансформируется из эпизодического правонарушения в устойчивый порядок, с которым согласны все его участники. Описанный в книге де Сото довольно сложный механизм самоорганизации теневого бизнеса убедительно доказывает несостоятельность упрощенных представлений о рынке, где каждый “сам за себя”.

Высокие трансакционные издержки бизнеса делают сугубо индивидуалистическую деятельность заведомо неэффективной, заставляя теневиков сплачиваться в нелегальные организации.
Автор “Иного пути” предлагает в связи с этим оригинальную классификацию трансакционных издержек на основе критерия “легаль-ность нелегальность”.
Первая их группа “цена подчинения закону”, т. е. издержки законопослушного поведения. Предприниматель в легальном бизнесе должен нести единовременные “издержки доступа”, связанные с получением права заниматься определенным видом экономической деятельности. Получив официальную санкцию на свой бизнес, он должен постоянно нести издержки “продолжения деятельности в рамках закона”: платить налоги и социальные платежи, подчиняться бюрократической регламентации производственных стандартов, нести потери из-за неэффективности судопроизводства при разрешении конфликтов или взыскании долгов.

Проведенные в Перу исследования деятельности мелких промышленных фирм показали, что законопослушание обходится в среднем в 347,7 % посленалоговой прибыли (то есть если бы не было издержек подчинения закону, прибыль в малом бизнесе возросла бы в 4,5 раза). Характерно при этом, что налоги поглощают всего лишь 21,7 % затрат на законопослушание (15, с. 187 188). Основным источником этатистского давления на бизнес оказываются даже не налоги, а бюрократические процедуры (на их исполнение тратится, в частности, примерно 40 % рабочего времени управляющего персонала).
Делая выбор в пользу нелегальной организации, предприниматель избавляется от “цены подчинения закону”, но зато вынужден оплачивать “цену внелегальности”. В эту вторую группу трансакционных издержек входят “цена уклонения от наказаний” (риск поимки и наказания частично снижается взятками как особой формой страхования), повышенные ставки на теневом рынке капиталов, невозможность участвовать в техноемких (капиталоемких) областях производства, относительно слабая защищенность прав собственности, “цена невозможности использовать контрактную систему” (опасность нарушения деловых обязательств) и недостаточная эффективность внеконтрактного права.


В общем, по мнению Э. де Сото, раскол хозяйства на легальный и нелегальный сектора “оказывает негативное воздействие на экономику в целом, выражающееся в снижении производительности, сокращении инвестиций, неэффективности налоговой системы, удорожании коммунальных услуг, замедлении технического прогресса и многочисленных трудностях в формулировании макроэкономической политики” (15, с.216). Таким образом, неформальный бизнес, объективно будучи протестом против меркантилистского государства, отнюдь не снимает необходимости изменения системы законов.
Последняя новаторская идея Э. де Сото интерпретация эпохи буржуазных революций в Западной Европе как победы капиталистов-нелегалов над меркантилистским бюрократическим капитализмом. В сущности, “третий мир” повторяет сейчас историческую драму, впервые разыгравшуюся в XVI XVIII вв. Защищавшие интересы монополистов-“рентоискателей” меркантилистские государства Западной Европы вводили детальные производственные стандарты, но натиск нелегального конкурентного производства неуклонно возрастал.

В конце концов, мирным ли (как в Англии) или насильственным (как во Франции) путем, меркантилистская система была сломлена, монополии лишились правовой защиты и практически все получили свободный доступ к предпринимательству. “...Людям развязали руки, и их энергия направилась не на борьбу с государством, а на производительный труд” (15, с.277).
Значение книги Э. де Сото для понимания процессов, происходящих в современной России, трудно переоценить. Нетрудно заметить, что наши экономические проблемы в сущности те же, что и в Перу родине автора “Иного пути”. Так же, как и страны “третьего мира”, Россию захлестывает девятый вал нелегальной экономической деятельности, что дает повод многим аналитикам заявлять о деградации национального хозяйства и крахе рыночных реформ. Но если принять концепцию Э. де Сото, постсоветская Россия страдает не столько от чрезмерного, сколько от недостаточного развития рыночных отношений.

В таком случае в развитии подпольного бизнеса следует видеть симптом не болезни, а, скорее, выздоровления. Как и в Перу, в современной России, видимо, сосуществуют три “страны”: меркантилистское государство, создающее режим наибольшего благоприятствования для немногочисленных фаворитов; люди, которые разуверились в возможности решения своих проблем, и потому часто уходят в преступность, в политическое насилие; “есть и третья страна... страна, где много работают, где люди восприимчивы к новому и конкурентоспособны, и наиболее крупной ее провинцией является, без сомнения, провинция теневой экономики”. “Чтобы уйти от насилия и бедности, завершает свою работу Э. де Сото, нужно признать собственность и труд людей, которых легальный сектор ныне отторгает, чтобы вместо бунта воцарился дух сотрудничества и ответственности” (15, с. 317).
Если ранее неформальный сектор экономики считали маргинальным порождением отсталости и асоциальности, то Э. де Сото подчеркнул революционно-прогрессивный потенциал НЭ. Неформальные, спонтанно развивающиеся экономические отношения все более начинают противопоставлять не столько рациональной заботе об общественном благе, сколько бюрократической заорганизованности, выгодной лишь "бюрократической буржуазии", но вовсе не обществу в целом.
Неформальная экономика в контексте теории экономических систем. Предложенный Э. де Сото подход позволяет рассматривать неформальный бизнес как проявление определенных общеформационных закономерностей. Согласно его концепции, НЭ есть закономерная форма генезиса массовых, “народных” форм капиталистического предпринимательства на периферии современного мирового хозяйства.

Несколько иной подход к объяснению широкого развития НЭ в конце XX в. предлагается в статье американских социологов А. Портеса и С. Сассен-Куб (41), убедительно доказывающих, что не только в развивающихся, но и в развитых странах НЭ органично включена в ткань хозяйственной жизни общества, являясь своеобразным “ответом” на “вызовы” глобализации хозяйственной жизни и развития НТР.
Теории индустриального развития, отмечают авторы, выдвигают по поводу НС три положения. “Во-первых, эта деятельность по существу преходяща, является следствием недостаточного проникновения современного капитализма в слабо развитые регионы и, таким образом, обречена на исчезновение по мере успеха индустриализации… Во-вторых, предполагается, что принципиальная причина сохранения НС наличие излишней рабочей силы. В-третьих, НС в основном характерен для периферийных экономик (таких как Латинская Америка, Африка, большая часть Азии), выступая, по существу, иным выражением их слаборазвитости [underdevelopment]” (41, с. 32).



Содержание раздела