Экономист изучает способы распоряжения редкими ресурсами.




Именно формы, которые принимает человеческое поведение, когда необходимо распорядиться редкими ресурсами, составляют единый предмет экономической науки. Примеры, которые мы приводили выше, точно соответствуют этому определению. И услуги повара, и услуги балетного танцовщика ограничены относительно спроса на них и могут употребляться различным образом. Наше определение охватывает и всю теорию заработной платы, и политическую экономию войн. Ведение успешной войны требует изъятия редких благ и услуг из других, невоенных областей применения, следовательно, оно имеет экономический аспект.

Экономист изучает способы распоряжения редкими ресурсами. Ему интересно то, как из различной степени редкости благ вытекает ценностное соотношение между ними. Ему интересно, как на это соотошение влияет изменение степени редкости, вызванное изменением либо целей, либо средств, т.е. либо спроса, либо предложения.
Экономическая наука — это наука, изучающая человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которые имеют различное употребление (ср.: Menger, Fetter, Strigl, Mayer).
Экономическая наука и экономика, основанная на обмене
Сразу же отметим некоторые важные следствия, которые вытекают из нашего определения. Отвергнутое нами определение экономической науки как исследования причин материального благосостояния можно назвать "классификационным". Оно выделяет некоторые виды человеческого поведения и определяет их как предмет экономической науки.

Соответственно другие виды поведения лежат за его пределами.
Наше определение можно назвать "аналитическим". Мы не пытаемся выбрать отдельные виды поведения, но сосредоточиваем внимание на определённом аспекте поведения, возникающем под влиянием редкости.* Отсюда следует, что любой вид человеческого поведения в той мере, в какой в нем присутствует этот аспект, является предметом обобщений экономической науки. Мы не утверждаем, что производство картофеля — это экономическая деятельность, а производство философских идей — неэкономическая Мы говорим о том, что и тот и другой вид деятельности, поскольку он связан с необходимостью отвергнуть другие заманчивые альтернативы, имеет экономический аспект.

Никаких иных ограничений предмета экономической науки не существует.

* Интересно отметить, что предлагаемый профессором Фишером пересмотр определения капитала аналогичен нашему пересмотру определения экономической науки. Адам Смит определял капитал как один из видов богатства. Профессор Фишер рассматривает его как один из аспектов богатства.

Но некоторые авторы, отвергающие определение экономической науки как науки о материальном благосостоянии, пытались наложить на ее предмет ограничения иного рода. Они настаивали на том, что экономическая наука изучает определенный тип социального поведения, обусловленный институтами индивидуалистической рыночной экономики. С этой точки зрения любой вид поведения, не являющийся социальным в этом специфическом смысле, не относится к предмету экономической науки. Особенно энергично развивал эту концепцию Амонн.*

* Особенно важна в этой связи его критика взглядов Шумпетера и Штригля (Amonn). Отдавая должное глубокому анализу профессора Амонна, не могу, однако, избавиться от впечатления, что он склонен преувеличивать свои расхождения с этими двумя авторами.

Теперь мы можем признать, что в рамках нашего весьма широкого определения экономисты уделяют главное внимание именно проблемам рыночной экономики. Почему? Ответ на этот вопрос представляет немалый интерес.
Изолированный человек подвержен в своей деятельности тем же описанным нами ограничениям, что и рыночная экономика. Но изолированный человек не испытывает нужды в экономическом анализе. Судите сами.

Изучение поведения Крузо может нам помочь при исследовании более сложных вопросов. Но для самого Крузо проблема эта, очевидно, является "запредельной". То же самое относится и к "закрытому" коммунистическому обществу. С точки зрения исследователя сравнение экономики такого рода общества с рыночной экономикой чрезвычайно полезно.



Но для людей, управляющих коммунистическим обществом, обобщения экономической науки просто неинтересны. Они находятся в том же положении, что и Крузо. Для них экономическая проблема состоит только в том, в какой области применить имеющиеся производительные возможности Но, как подчеркивал профессор Мизес, при централизации собственности и контроля над средствами производства механизм цен и издержек по определению не реагирует на индивидуальные предпочтения Следовательно, решения управляющего здесь непременно будут "произвольными" (Mises).* Это означает, что они будут основаны на предпочтениях самого управляющего, а не производителей и потребителей. Это сразу же упрощает процедуру выбора.

Если система цен не играет главенствующей роли, то организация производства всецело зависит от предпочтений верховного организатора, так же как организация патриархального хозяйства, не включённого в денежную экономику, зависит от предпочтений главы семьи.

* В работе "Планирование хозяйства в Советской России" профессор Борис Бруцкус хорошо показал, к каким трудностям это приводило на различных стадиях русского эксперимента.



В рыночной же экономике ситуация намного сложнее. Последствия индивидуальных решений здесь сказываются не только на самом индивиде. Каждый человек может до конца рассчитать, какие последствия будет иметь его /решение потратить деньги так, а не иначе. Но вовсе не так просто проследить, какое влияние окажет это решение на весь комплекс "отношений редкости" на размеры заработной платы, прибыли, цены, нормы капитализации и на организацию производства.

Для того, чтобы охватить эти последствия и сформулировать соответствующие обобщения, требуется величайшее напряжение абстрактного мышления. Поэтому экономический анализ наиболее полезен в рыночной экономике. В изолированном хозяйстве в нем нет никакой нужды. В строго коммунистическом обществе сфера его действия ограничена лишь простейшими обобщениями.

Там же, где индивиду позволено проявлять в своих общественных отношениях независимость и инициативу, экономический анализ приобретает твердую почву.
Но одно дело — признать, что экономический анализ наиболее интересен и полезен в рыночной экономике, и совсем другое — ограничить его предмет этим кругом явлений. Неправомерность этого последнего подхода можно убедительно доказать следующими двумя аргументами. Во-первых, очевидно, что поведение людей как в пределах, так и за пределами рыночной экономики обусловлено одним и тем же ограничением средств относительно целей и может быть описано в одних и тех же основных категориях (Strigl). Обобщения, содержащиеся в теории ценности, применимы к поведению изолированного человека или управляющего органа коммунистического общества, точно так же как и к поведению участника рыночной экономики, хотя объясняющая сила их в первых двух случаях не настолько велика, как в третьем.

Рыночные отношения — это наиболее интересный, но все же частный случай основополагающего феномена редкости.
Во-вторых, ясно, что явления рыночной экономики могут быть объяснены, только если мы заглянем за эти отношения и обратимся к тем законам выбора, которые лучше всего наблюдать в поведении изолированного индивида.*

* Возражения профессора Касселя против "экономики Робинзона Крузо представляются мне неудачными. Тот отмеченный нами факт, что любая экономическая деятельность существует лишь там, где редкие ресурсы можно употребить различными альтернативными способами, наиболее очевиден именно применительно к изолированному человеку. В любом обществе сама множественность экономических субъектов мешает заметить что могут существовать редкие блага не имеющие альтернативных способов использования.

Профессор Амонн, кажется, признает, что такая "чистая" экономическая теория может быть полезным дополнением к экономической науке, однако он отказывается считать ее основой последней, заявляя, что предметом экономической науки должны быть проблемы, исследованные Рикардо. Точка зрения, согласно которой определение науки должно отражать ее действительное состояние, а не ставить ей произвольные границы, заслуживает уважения. Но мы вправе задать вопрос: почему последним словом следует считать именно работы Рикардо?

Неужели не ясно, что несовершенства рикардианской системы объясняются именно тем, что она остановилась на рыночных оценках и не проникла вглубь — к индивидуальным оценкам? Этот барьер смогли преодолеть только новейшие теории ценности.*

* Наши возражения по поводу определения профессора Амонна делают излишним отдельный критический разбор тех определении которые включают в предмет экономической науки явления рассматриваемые с точки зрения цены (Дэвенпорт), сводимые к "денежному измерителю" (Пигу) или характеризуют ее как "науку об обмене" (Лэндри и др.). Профессор Шумпетер с непревзойденной тонкостью попытался отстоять последнее из этих определении доказывая что все фундаментальные аспекты поведения которые рассматривает экономическая наука имеют форму обмена. Это конечно, правильно и понимание этой истины необходимо чтобы правильно истолковать теорию равновесия. Но одно дело — пользоваться понятием обмена как теоретической конструкцией, и совсем другое дело — использовать эту конструкцию в качестве критерия.

Конечно последнее тоже возможно но я сомневаюсь что этот подход наилучшим образом раскрывает суть предмета нашей науки.

Интересные записи



Содержание раздела