мотивам, которые регулируют относительные стоимости различных
вещей и различных видов труда.
Часто утверждают, что современные формы индустриальной
жизни отличаются от старых тем, что они более конкурентны. Но
такая характеристика не совсем удовлетворительна. Строгое
значение понятия "конкуренция", очевидно, заключается в том, что
один человек состязается с другим, особенно при продаже или
покупке чего-либо. Этот вид состязания теперь, несомненно,
интенсивнее и шире распространен, чем прежде, однако это лишь
второстепенное и, можно даже сказать, случайное следствие
коренных особенностей индустриальной жизни.
Нет какого-либо термина, который надлежащим образом
характеризовал эти особенности. Они заключаются в том, что
возникли известная самостоятельность и привычка каждого самому
выбирать свой собственный путь, вера в собственные силы;
осмотрительность и вместе с тем быстрота в выборе решений и
суждениях; привычка предвидеть будущее и определять курс действий
с учетом дальних целей. Эти факторы могут побуждать и часто
побуждают людей конкурировать друг с другом, но, с другой
стороны, они могут толкать, а как раз в настоящее время они
действительно толкают людей в направлении установления
сотрудничества и создания всякого рода объединений - корыстных и
бескорыстных. Однако эти тенденции к коллективной собственности и
к коллективной деятельности коренным образом отличаются от
аналогичных тенденций в прежние времена, так как они являются не
результатом обычая, пассивной склонности к объединению сил со
своими соседями, а результатом свободного выбора каждым
индивидуумом такой линии поведения, которая - после тщательного
обдумывания - представляется ему наиболее подходящей для
достижения его собственных целей, будь то корыстных или
бескорыстных.
Термин "конкуренция" отдает слишком большим привкусом зла,
он стал подразумевать известную долю эгоизма и безразличия к
благополучию других людей. Правда, в прежних формах производства
наблюдалось меньше сознательного корыстолюбия, чем в современных,
но там было и меньше сознательного бескорыстия. Именно трезвый
расчет, а не корыстолюбие составляет особенность современной
эпохи.
Современная эпоха, несомненно, породила новые возможности
для обмана в торговле. Прогресс знаний открыл новые способы
производства подделок, позволил изобрести много новых
разновидностей фальсификаций. Производитель теперь намного
отдален от конечного потребителя, а за его преступления не
следует столь скорая и суровая кара, какая падает на голову
обреченного жить и умереть в родной деревне человека, бесчестно
обманувшего своего соседа. Возможности для мошенничества теперь,
безусловно более многочисленны, чем прежде, однако нет оснований
считать, что люди используют большую долю таких возможностей,
нежели раньше. Напротив, современные методы торговли включают в
себя вошедшие в привычку принципы доверия, с одной стороны, а с
другой - способность противостоять искушению обманывать,
способность не свойственную отсталым народам. Примеры
простодушной правдивости и честности отдельных лиц встречаются
при всех социальных условиях, но те, кто пытался создавать
хозяйственные предприятия современного типа в отсталой стране,
обнаруживали, что они вряд ли могут полагаться на туземное
население при подборе людей на посты, требующие доверия.
Возникает значительно большая необходимость в импорте работников
для таких работ, которые требуют высоких моральных качеств, чем
для работ, требующих высокой квалификации и умственных
способностей. Обман и мошенничество в торговле были в средние
века столь широко распространены, что просто поражаешься, какие
трудности в те времена порождала безнаказанная преступность.
На всех стадиях цивилизации, в которой укрепилась власть
денег, поэты и прозаики с наслаждением живописали прошлый,
подлинно "золотой век", пока мир не почувствовал на себе гнет
самого что ни на есть материального золота. Их идиллистические
картины были прекрасны, будили благородные мысли и намерения, но
очень мало соответствовали правде истории. Маленьким общинам с
простейшими потребностями, которые щедрая природа с лихвой
удовлетворяла, некогда действительно почти не приходилось
предаваться заботам о своих материальных нуждах и искушению
корыстных побуждений. Однако, когда нам удается проникнуть во
внутреннюю жизнь густонаселенных стран, живущих уже в наше время
в примитивных условиях, мы обнаруживаем больше нужды, больше
корысти, больше жестокости, чем можно было заметить на
расстоянии; вместе с тем мы нигде не найдем более широко
распространенный комфорт, сочетающийся с меньшими страданиями,
чем в сегодняшнем западном мире. Не следует клеймить цивилизацию,
названием, которое предполагает зло.
Быть может неправомерно распространять такую характеристику
на понятие "конкуренция", но фактически она распространяется на
него. В самом деле, когда конкуренция выносится на суд, прежде
всего подчеркиваются ее антиобщественные формы, которые столь
важны для поддержания энергии и самодвижения, что прекращение их
действия может нарушить стабильность общественного
благосостояния. Торговцы или производители, обнаруживающие, что
их конкурент предлагает товары по более низкой цене, которая не
принесет им высокую прибыль, возмущаются его вторжением на рынок
и жалуются на нанесенный им ущерб, хотя вполне может оказаться,
что люди, приобретающие дешевые товары, испытывают большую нужд[,
чем они сами, и что энергия и изобретательность их соперника
представляют собою выигрыш для общества. Во многих случаях
"регулирование конкуренции" - это вводящий в заблуждение термин,
за которым скрывается возникновение привилегированного класса
производителей, часто использующих свою коллективную силу, чтобы
воспрепятствовать попыткам способного человека подняться выше
выше по общественной лестнице и догнать их. Под предлогом
подавления антиобщественной конкуренции они лишают его
возможности составить себе новую карьеру, в результате которой
услуги, предоставляемые им потребителям товара, окажутся большими
чем ущерб, наносимый относительно маленькой группе лиц
недовольных его конкуренцией.
Если конкуренции противопоставляется активное сотрудничество
в бескорыстной деятельности на всеобщее благо, тогда даже лучшие
формы конкуренции являются относительно дурными, а ее самые
жестокие и низкие формы попросту омерзительными. В мире, где все
люди были бы совершенно добродетельны, конкуренции не было бы
места, но то же самое относится и к частной собственности и ко
всем формам частного права. Люди думали бы только о своих
обязанностях, и никто не стремился бы получить большую, чем у его
соседей, долю жизненных удобств и роскоши. Крупные производители
легко могли бы позволить себе переносить чуточку лишений и,
следовательно, желать своим соседям послабее, чтобы они,
производя меньше, потребляли больше. Испытывая радость от одного
этого сознания, они стали бы трудиться на общее благо со всей
присущей им энергией, изобретательностью и исключительной
инициативой. И человечество победоносно продвигалось бы вперед и
вперед в своей вечной борьбе с природой. Таков этот "золотой
век", который могут предвкушать поэты и мечтатели. Но если трезво
подходить к делу, то более чем глупо игнорировать несовершенства,
все еще свойственные человеческой натуре.
История вообще, история социалистических экспериментов в
особенности свидетельствует, что обыкновенные люди редко способны
проявлять чисто идеальный альтруизм в течение сколько-нибудь
длительного времени; исключение составляют лишь те случаи, когда
неукротимое рвение маленькой группки религиозных фанатиков
обращает материальные заботы в ничто по сравнению с высшей верой.
Несомненно, даже и теперь люди в состоянии гораздо больше
совершать бескорыстных деяний, чем они обычно совершают, и
величайшая задача экономиста состоит в том, чтобы выявить, каким
образом быстрее и наиболее целесообразно привести в действие и
использовать на общее благо это ценное качество человека. Однако
экономист не должен порицать конкуренцию вообще, без всякого
анализа; он обязан придерживаться нейтральной позиции в отношении
любого ее проявления, пока не убедится в том, что ограничение
конкуренции, учитывая реальные свойства человеческой натуры, не
окажется на практике более антиобщественным, чем сама конкуренция.
Можно сделать вывод, что термин "конкуренция" не вполне
пригоден для характеристики специфических черт индустриальной
жизни современной эпохи. Необходим термин, который не связан с
нравственными свойствами, будь то добрыми или дурными, а отражает
тот бесспорный факт, что для торговли и промышленности нашего
времени характерны большая самостоятельность, большая
предусмотрительность, более трезвый и свободный выбор решений. Не
существует единого термина, строго соответствующего данной цели,
но выражение свобода производства и предпринимательства, или,
короче, экономическая свобода, указывает правильное направление, и его можно употреблять за неимением лучшего. Разумеется этот
трезвый и свободный вывод заключает в себе возможность некоторого
ограничения индивидуальной свободы, когда сотрудничество или
объединение сулят наилучший путь достижения цели.
Экономическая наука занимается изучением того, как люди
существуют, развиваются и о чем они думают в своей повседневной
жизни. Но предметом ее исследований являются главным образом те
побудительные мотивы, которые наиболее сильно и наиболее
устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной
сфере его жизни. Каждый сколько-нибудь достойный человек отдает
хозяйственной деятельности лучшие свои качества, и здесь, как и в
других областях, он подвержен влиянию личных привязанностей,
представлений о долге и преданности высоким идеалам. Правда,
самые способные изобретатели и организаторы усовершенствованных
методов производства и машин посвящают этому делу все свои силы,
движимые скорее благородным духом соревнования, нежели жаждой
богатства как такового. Но при всем этом самым устойчивым
стимулом к ведению хозяйственной деятельности служит желание
получить за нее плату, которая представляет собой материальное
вознаграждение за работу. Она затем может быть израсходована на
эгоистичные или альтруистические, благородные или низменные цели,
и здесь находит свое проявление многосторонность человеческой
натуры. Однако побудительным мотивом выступает определенное
количество денег. Именно это определенное и точное денежное
измерение самых устойчивых стимулов в хозяйственной жизни
позволило экономической науке далеко опередить все другие науки,
исследующие человека. Но экономическую науку нельзя приравнять к
точным естественным наукам, ибо она имеет дело с постоянно
меняющимися, очень тонкими свойствами человеческой натуры.
Экономическая теория вовсе не утверждает, что люди -
эгоисты, или что они чересчур материалистичны, с ограниченным
кругозором, интересуются только деньгами и не чувствительны ко
всему остальному. Ничего этого не предполагается, когда мы
говорим, что люди стремятся к возможно большей чистой пользе. В
действительности все зависит от того, как они сами понимают свои
интересы. Некоторые испытывают огромное удовлетворение, помогая
другим. Есть, к сожалению, и такие - вероятно, их немного -
которые получают удовлетворение, вредя своим ближним. Кто-то
наслаждается видом цветущих роз. Другие с охотой пустились бы в
спекуляцию городской недвижимостью.
Но если все люди такие разные, то каким же образом, исходя
из одной только предпосылки о стремлении каждого удовлетворить
свои интересы, экономической теории удается что-то объяснить или
предсказать в их поведении? Разве из этой предпосылки следует
что-либо помимо того, что люди всегда действуют так, как хотят, в
чем бы не состояли их интересы?
В действительности люди отнюдь не такие уж разные, как могло
бы показаться из сделанных выше сопоставлений. Всем нам постоянно
удается правильно предсказывать поступки совершенно незнакомых
людей - без этого нормальная жизнь в обществе просто невозможна.
Кроме того, в любом обществе, широко использующем деньги, почти
каждый человек предпочитает иметь их побольше, потому что деньги
расширяют возможности достижения собственных интересов (в чем бы
они не состояли). Последнее обстоятельство сильно помогает
предсказывать человеческое поведение.
Оно также оказывается весьма полезным и в тех случаях, когда
требуется повлиять на поведение других людей. Экономическая
теория утверждает, что, действуя в своих собственных интересах,
люди создают возможности выбора для других и что общественная
координация есть процесс непрерывного взаимного приспособления к
изменениям в чистой выгоде, возникающим в результате их
взаимодействия. Это, конечно, очень абстрактное рассуждение.