Микромимика


Если при улыбке он не напрягается и нижние веки не поднимаются, это довольно верный признак неискренности. Не случайно Островский советовал актерам читать Сеченова. В кабинете Станиславского на полках шведского стеллажа и сегодня стоят томики психологических исследований. Мейерхольд также изучал труды по физиологии движений...

Чудачества? Или закономерность?
Ты еще заяви, что надо изучить, какая мимика при отчаянье, какая при хохоте. И как управлять мышцей приветливости. Но отчаянье у короля Лира не то, что у Бориса Годунова. Снегурочка радуется не так, как Джульетта.

Мало того, у Михоэлса один король Лир, а у Лоуренса Оливье другой. И ты не напялишь на себя мимику Михоэлса, как бы ни тренировался.
Боже упаси, речь совсем о другом. Давай вот как рассуждать. Мимика одно из внешних проявлений внутреннего действия. Как и жест, и интонация.

Ты говоришь, думаешь, слушаешь и лицо твое живет. Пусть даже ты стараешься быть непроницаемым в разговоре, вот как сейчас, невозмутимым, бесстрастным, все равно непрестанно движутся, работают мельчайшие лицевые мышцы вокруг глаз, вокруг губ, изготавливаясь к предполагаемому действию или сопереживая услышанному.
Микромимика? Неосознанная крохотная пульсация мускулов? Или сдерживаемая реакция возражение, смех, скука? Между тончайшей микромимикой инстинктивного настороженного любопытства и нарочито преувеличенной гримасой снисходительного пренебрежения тысяча переходных оттенков. Твой жизненный опыт мгновенно включает то одно, то другое из "волшебных изменений милого лица", смотря по обстоятельствам.

Тебе и задумываться не надо, что бы этакое на лице изобразить, само изображается. А иногда и сознательно "устраиваешь выражение лица" и такое в жизни бывает.
У одного лица непрерывно меняющийся калейдоскоп. Все чувства мгновенно наружу! У другого не больше пяти привычных мимических выражений на все случаи жизни. Он изменяет им только в гневе, и тогда лицо его как бы скидывает маску, вдруг становясь живым и понятным. У третьей перед глазами словно бы зеркало, в которое она непрерывно смотрится, регулируя дозу откровенности и удерживая лицо в рамках приятности.

У четвертой...
Сколько лиц, столько и мимических паспортов, формируемых жизнью. Но вот вопрос: в достаточной ли мере это учитывается (не только актером, но и режиссером) при подготовке роли? Действительно ли и на сцене, как в жизни, все само собой изображается от верного действия? Или далеко не все?

Может быть, и к верной мимике надо иногда идти путем "к бессознательному через сознательное"?
Итак, что же ты предлагаешь? Внедрить изучение мимики в программы? Скажи еще заниматься мимическим тренингом?
Убежден, что нужно и то и другое. И делать это надо одновременно в трех классах актерского мастерства, сценической речи и грима.
Делается кое-что: артикуляционная гимнастика на занятиях по речи, изучение лицевых мышц в классе грима.
Да, кое-что, но этого мало.
Подчас даже много. Когда усердно тренируют артикуляционный аппарат, речь становится преувеличенно четкой, неестественной. Я противник такой гимнастики.
Ты судишь по слабым актерам, которые нехватку внутренней энергии, недостачу живого чувства пытаются компенсировать с помощью внешних средств. К тому же вряд ли плодотворна такая артикуляционная гимнастика, которая все рты приводит к единой норме. Конечно, каждому актеру надо найти полезные и выразительные именно для него способы речеведения.
А при чем тут мимика?
Манера слушать и говорить накладывает отпечаток на лицо, формирует со временем стойкий рисунок губ и окрашивает все движения челюсти. А сколько бывает дурных привычек, о которых иногда не знает их обладатель! Один постоянно кривит губы при разговоре, у другого мертвая верхняя губа, третий выпячивает нижнюю губу. Иногда это очаровательная деталь внешности. Иногда лишает обаяния милое лицо.

Да и могут ли такие слишком явные мимические привычки соответствовать духу всех ролей актера?
Как он формируется на лице, этот мимический паспорт? Прежде всего постоянными повторениями излюбленных выражений и настроений. С помощью этого неосознанного культуризма лицевых мышц и формируется внешний облик.



Мимический паспорт человека итог всей его биографии. А ведь у актера сколько ролей, столько и биографий!
По воспоминанию А. М. Карева, Станиславский часто говорил, что актеру необходимо иметь "нейтральное" лицо, то есть ни в чем не напряженное, свободное, естественное состояние лицевых мышц, готовых отразить все движения чувства и мысли. Однако чаще всего встречаешь неестественно напряженные лица, в том числе и этакую нейтральность наоборот, искусно сооруженное подобие бесстрастности, приличествующей королям или метрдотелям. Это впечатляет, но ненадолго.
Согласен. Но каждый актер постигает на опыте, в чем индивидуальная неповторимость всех его средств выражения.
И часто вынужден приспосабливаться к своему физическому аппарату, которого увы! уже не изменишь и который формировался случайно, хаотически, иногда вопреки характеру. Надо бы пораньше в себя заглядывать, с институтской аудитории, пока еще формируется тело, чтобы направлять этот процесс в нужном для актерской индивидуальности направлении.
Быть скульптором своего тела и художником своего лица! Увлекательная утопия!
В гораздо большей степени осуществимая, чем тебе кажется. Поверь Козьме Пруткову: "Если хочешь быть счастливым будь им!" * * *
Ходят слухи, что термин "мимика" ликвидировал Станиславский. Надо все же разобраться, что он ликвидировал, а что считал необходимым делать. Обратимся к его рукописям последних лет жизни, в том числе и к неопубликованным.
Самые известные его слова о мимике напечатаны в 3-м томе собрания сочинений: "Учить мимике нельзя". Эти три слова часто цитируются театральными педагогами. Однако за две строчки до этого говорится, что Торцов ищет "преподавателя, который мог бы заняться мимикой лица", ибо, хотя учить мимике нельзя, но "можно ей помочь упражнением и развитием подвижности лицевых мускулов и мышц".
Говоря о физическом аппарате воплощения, он упоминает "хорошо поставленный голос, хорошо развитую интонацию, фразу, гибкое тело, выразительные движения, мимику".
В "схеме системы", созданной в 1927 году, он помечает: "Мимика. Учиться смотреть и видеть, слушать и слышать. Гимнастика каждой мышцы".
Через два года записывает в блокноте: "Общаться мимикой. Она, наподобие физической задаче, вызывает рефлекторные переживания".
Позже в блокноте появляется запись: "Разработать работу перед зеркалом. Роль перед зеркалом изучать опасно. А знать себя вообще перед зеркалом надо".
Наконец, в блокноте 1932-1936 гг. набросок письма к врачу-педагогу его студии Марсовой о недостатках учеников: "...отсутствие выразительности, подвижности лица: не умеют плавно, отчетливо и быстро двигать бровями, глазами, постепенно расширять и суживать глазную щель, менять очертания щек и рта, менять (расслаблять) мышцы лица, шеи и гортани".
Кажется, ясно. Относясь нетерпимо к мимическим штампам обозначениям чувств, Станиславский утверждал необходимость работы актера над своим мимическим аппаратом во имя мимической выразительности. Такой работы, в результате которой живые чувства актера отражаются на его свободном, подвижном и отзывчивом лице, очищенном от среднеарифметических штампов и закоснелых "выражений ".
Характерно, что именно в последние, наиболее плодотворные годы становления его системы Станиславский наметил направление занятий по классу мимики. Осуществляется ли это? Нет.
Увы, читая Станиславского, не раз убеждаешься, что далеко не все положения его системы обоснованные, бесспорные воплощены в жизнь. Реализованы далеко не все его рекомендации по методике актерского воспитания.
На чем основано убеждение различных его ниспровергателей, что система вчерашний день театра, а нынче нужно что-то новое, современное? Это заблуждение основано прежде всего на незнании. Всякий раз, когда сталкиваешься с каким-нибудь ниспровергателем, обнаруживаешь, например, что из восьми томов сочинений Станиславского ниспровергатель прочел поразительно мало. Система знакома ему понаслышке и по дурным образцам.

Он не подозревает о великом, всеобщем значении открытий Станиславского. Главное из них заключается в том, что творчество актера подчиняется законам жизни, какие бы стилистические задачи ни ставились актером, режиссером, автором. И что для этого надо изучать законы жизни, закономерности человеческого поведения.
Поскольку же законы жизни еще далеко не познаны, система, как ее представлял себе Станиславский, не прошлое, а будущее театра!
Извинимся перед читателем за это эмоциональное отступление и вернемся к предмету нашего разговора.
Прежде всего надо реабилитировать само слово "мимика", снять с него табу. Пусть актер, ежедневно гримирующийся перед спектаклем, не чувствует себя рутинером, когда он ищет мимическую характеристику образа.
Верна ли, интересна ли внутренняя жизнь образа мы, зрители, видим по мимике и движениям, по жестам и интонациям. Невыразительность всех этих внешних средств, пренебрежение ими в процессе работы над ролью обедняют зрительское восприятие.



Содержание раздела