Чем сильней болеешь, тем больше тебя любят. Конфликт впервые возник в интернате, с того времени, как я стала взрослой. Однажды, когда мне было 12 или 13 лет, я захотела нанести визит своей тетушке. По обыкновению, я скакала сломя голову по лестнице. "Не будь такой экзальтированной", - предупредила мать. "Что значит - экзальтированной?" - "Эксцентричной, чрезмерно подвижной".
Я ничего не поняла. До этого я всегда был "сладкой", "очаровательной" и вдруг стала неугомонной.
С трудом я сообразила, что каждый возраст имеет свои законы. Если маленького ребенка все балуют, то с подростками это случается редко, а со взрослыми - никогда. Я стала обучаться новой для себя роли, при которой я должна лучшим образом проявить свою принадлежность к женскому полу, роль невинной девочки, которая доверчиво и трогательно смотрит на мир большими глазами и видит в нем только хорошее.
Боже, я была действительно наивной, но едва старший по возрасту знакомый разъяснил мне, как я восхитительно наивна, я стала наивной по расчету. Взрослый Дон Жуан, полагаясь на мою детскую беспомощность, считал, что он ничем не рискует, делая мне безнравственное предложение вступить с ним в близость.
Моя мама позавчера рассказала о том, как она старалась избавиться от меня, когда я была маленькой: "Когда ты, будучи маленькой, находилась в детском доме, я нередко забывала о тебе. Я всегда считала, что ты счастлива в детском доме, в твоих письмах звучало так много радости". Она, моя догадливая мама, которая иногда стелется, как трава, когда речь идет обо мне, была ослеплена этими прошедшими цензуру письмами!
Я должна была оставаться в детском доме, несмотря на слезные просьбы о свободе.
Здесь есть лишь одно оружие - болезнь! Другая девушка говорила: "Почему я расту в окружении дураков и вынуждена считаться с ними? (Она имеет в виду свою семью.) Я вынуждена так много страдать!" 10 Вот еще один пример истерического поведения, связанного со средовыми факторами.
Мужчина лет тридцати обратился к нам для лечения по поводу фобической симптоматики: в кинотеатре он хо тел сидеть только в углу, не мог пользоваться скорост ным поездом ("когда я был проводником, то при боль ших расстояниях между станциями вынужден был ос танавливать поезд и выходить"), лифтом, а когда нужно было проехать через мост, должен был выходить из ав томашины и идти по мосту вдоль парапета, держась за перила. Он испытывал мучительный страх перед тем, что на него может обрушиться потолок, когда оставал ся один в комнате.
Из-за нелепости этих страхов он бо ялся сойти с ума. Этот страх перед сумасшествием в последние годы усугубился (один из его братьев в свя зи с психическим заболеванием был помещен в психи атрическое учреждение и там умер).
В процессе знаком ства с его биографией страхи этого пациента стали бо лее понятными. Как единственный сын (брат был на восемь лет моложе его) он в течение длительного вре мени был сильно избалован матерью. Отец был образ цовым чиновником с сильно выраженной склоннос тью к навязчивостям, он приносил работу из конторы домой, так что, за исключением периода совместного приема пищи, семья не видела его лица. Мать баловала его за спиной отца, тайно подсовывала ему деньги, приобретала для него множество обновок и заслоняла собой от мира (например, при трудностях, возникав ших в шкрле, и т. .).
Отец думал о нем мало, не прояв лял к нему интереса и был рад, когда его избавляли от неприятностей и оставляли в покое.
Ребенком наш па циент часто болел, что давало матери дополнительный повод для того, чтобы его баловать; брак с человеком, который был намного старше ее и весьма здравомыс лящим, ее разочаровал, поэтому завоевание сыновней любви с помощью баловства и заигрывания стало глав ным в ее жизни. В постпубертатном возрасте сын вместе со своим другом проводил операции на черном рынке, в связи с чем хорошо зарабатывал и водил знакомство с многими девицами.
Когда мать узнала об этих под польных гешефтах, она тотчас же отвергла желание поделиться с отцом из-за его твердых моральных уста новок (он бьы настолько корректным и порядочным, что когда не мог взять в переполненном омнибусе би лет, то на следующий день покупал два билета). Из-за своих тайных запретных гешефтов сын стал менее регу лярно посещать школу и поэтому испытывал все возра стающий страх разоблачения.
Наш пациент индифферентно относился к отцу, его не при влекали отцовские воззрения о том, что мир основан на исполнении долга, а контакты с ним были настоль ко затруднительны, что они оба старались их избегать. Когда он, к примеру, иногда по воскресеньям заходил в кабинет отца без особой надобности, они садились на большом расстоянии друг от друга.
Отец читал газету, сын просматривал иллюстрации, и они не перекиды вались друг с другом ни одним словом.
Им нечего было сказать друг другу, или они испытывали смущение и неловкость при попытке найти дорогу друг к другу. Па циент находил отца и его образ жизни комичным и вместе с матерью за его спиной высмеивал "старика" за его крохоборство и сверхкорректность. Мать, кото рая совсем юной вышла замуж за пожилого мужчину, оппозиционно относилась к мужу и в своем браке оста валась ребенком.
Только сын дал ей возможность на сладиться "большой жизнью", о которой она так тос ковала. И вот теперь она попала в положение, когда ее поддержка стала ложной защитой при трудностях, которые испытывал сын.
Он не находил нигде нужных ориентиров, не имел почвы под ногами. Длительный страх перед грядущей катастрофой перешел в боязнь того, что все может обрушиться (потолок может разва литься и упасть), что он не может через все это пройти (страх перед мостом).
Возникли и другие страхи перед ситуацией, из которой нет подходящего и желательно го для него выхода. Страх перед тем, что ложная ситуа ция, на которой основана его жизнь, раскроется, про являлся также в сердечных болях и приступах голово кружения.
Страх сойти с ума был частично связан с братом и частично являлся проявлением приглушенного пони мания того, что все это не может продолжаться долго.
Если родители не могут служить примером для детей, то у них остается две возможности. Либо идентификация происходит вопреки родителям и их оценочным воззрениям, либо дети более не воспринимают родителей всерьез и чувствуют себя полностью покинутыми.
Когда они взрослеют, то начинают считать, что родители в период их созревания отдавали предпочтение другим, и становятся в оппозицию к ним, заявляя, что они "ни за что не станут такими, как родители", а это, естественно, не является конструктивной идеей. Тяжело переносит ребенок и ситуацию, когда родители как бы меняются своими (половыми) ролями - мать "надевает брюки", а отец становится "героем в шлепанцах" или "подкаблучником".
Это может привести к тому, что дети не усваивают жестко установленные обществом половые роли и иногда меняют их вплоть до разрушения привычных форм женственности или мужественности. "Подкаблучник" - это муж, которого лишила власти жена и который боится ее, а мужеподобная, выполняющая мужские функции жена с ревнивым соперничеством относится к мужчинам и с презрением - к представительницам собственного пола.
При этом ребенок лишен соответствующего образца для своей половой роли, что затрудняет его развитие, а позднее создает определенную проблематику в его установках по отношению к противоположному полу. Счастливое, удачное положение родителей в смысле их половой принадлежности и сексуальности является важным фактором для ребенка и создает для него привлекательный образец для идентификации с мужественным отцом или женственной матерью.
Общество предлагает мужчинам и женщинам множество возможностей для применения их половой роли, справедливо разделяя формы существования мужчины и женщины. Однозначное установление принадлежности к мужчинам или женщинам необходимо для определения того положения, которое занимает личность в каждом коллективе, для соответствующей иерархии и претензий на власть, для участия в борьбе за половую эмансипацию и освобождение от цепей и ограничений, которые накладывает на человека эта половая принадлежность.