Таково первое воспоминание Вилла. Ему хотелось, чтобы отец обнял его, был с ним в минуту боли и обиды, но тот не привык к такому проявлению чувств.
Пока Вилл рос, нечто подобное случалось неоднократно. Поведение отца всегда было одинаковым. Вилла захлестывали чувства, а отец неизменно пытался помочь ему избавиться от них.
И со временем Вилл начал испытывать из-за своих чувств все большую неловкость - как папа.
Когда Виллу было четыре года, он обратил внимание на то, что папа, возвращаясь с работы, иногда приносит маме цветы. Мальчик заметил, насколько мать любит такие подарки - они буквально переполняли ее любовью.
Однажды мама выглядела слишком уж огорченной. Казалось, в ней не осталось ни капли любви.
Вилл решил подарить маме цветы, чтобы любовь вернулась к ней.
Он пересек двор и пробрался в соседский сад, где росли хризантемы, нарциссы и маргаритки. Неподалеку аккуратными рядами красовались тюльпаны. "Ах, какая красота! - обрадовался мальчик. - Мама очень обрадуется".
Он сосредоточенно срывал своими маленькими ручонками цветок за цветком. Было непросто обламывать стебли, не вырывая их с корнем.
Наконец цветов набралась полная охапка. Очень довольный, Вилл побежал в дом, чтобы вручить букет маме.
Он так спешил подарить ей цветы, что забыл разуться за порогом. В саду на подошвы его обуви налипла земля и глина.
Не замечая этого, мальчик бежал через дом, крича тоненьким голоском: "Мамочка! Мамочка!"
И вдруг из-за его спины раздался крик: "Уильям Джеффри Лоуренс! Ради всего святого, что ты натворил?!!! Маленький мерзавец! - вопила мать, направляясь к сыну. - Как ты посмел разорить клумбу миссис Смит?! Она будет в ярости! А теперь посмотри, что ты сделал с нашим ковром!!
Ты его безнадежно испортил!!! Сколько раз повторять, чтобы ты не входил в дом обутый?!!! - истерически орала она, грозно нависая над малышом. - Марш в свою комнату!! И сними свои чертовы туфли!"
Чувствуя себя раздавленным, Вилл поплелся в свою комнату. Упав на кровать, он уткнулся лицом в подушку и проплакал целый час.
Вилл искренне хотел подарить своей маме немного любви и радости, но в ответ получил только гнев и враждебность. "Что происходит?" - безмолвно вопрошало маленькое сердечко мальчика, когда он, съежившись, стоял под градом материнских упреков. Виллу было ужасно стыдно, он ненавидел себя за то, что причинил маме боль.
Позже Вилл пережил еще немало подобных недоразумений с матерью, а также с другими родственниками и сверстниками. Стоило ему поддаться искреннему порыву и проявить свою любовь, его безжалостно стыдили.
В конце концов он понял - намного безопаснее держать подобные порывы в себе.
К двадцати годам Вилл забыл, что такое свобода. Он не доверял своим чувствам и импульсам и строго следовал правилам поведения, которые в него с ранних лет вдалбливали взрослые.
Вилл стал пленником программ, заложенных в него в детстве.
Случай Вилла далеко не единичен. Почти все мы прошли через нечто подобное.
И почти все страдаем от этого и поныне.
Из чувствительного импульсивного ребенка Вилл превратился в холодного, жесткого и безразличного взрослого человека. Все его чувства были беспощадно подавлены. Теперь он знал, как добиться от окружающих той или иной реакции, и успешно пользовался этим, тщательно просчитывая свои действия. Люди, которым Вилл хотел угодить, относились к нему благосклонно, как к "весьма ответственному молодому человеку", поскольку он делал только то, что от него ожидали.
О, Вилл преуспел в этой игре! Увы, его вдохновляла отнюдь не любовь - он просто добивался от жизни своего, причем любой ценой.
Детство ушло безвозвратно.
Прожив полжизни, Вилл не имел ни малейшего представления о собственной душе. Сжимаясь от страха, он пробивал себе путь жульничеством и обманом, идя на все ради победы. Нет, Вилл не был преступником, он жульничал и обманывал на законных основаниях - на нейтральной с точки зрения морали арене бизнеса. Если ему и доводилось совершать преступления, то это были преступления скорее духовного плана.
Вот только Виллу и в голову не приходило, что он делает что-то неправильно. Он в течение многих лет занимался "самосовершенствованием", был вегетарианцем, читал нью-эйджевские книжки, медитировал, сортировал выбрасываемый мусор и считал себя "хорошим человеком".
Вилл понимал, что все это - сплошная поза, но в то же время думал, что "иначе не преуспеешь".
Настоящих друзей у Вилла не было. Да и откуда им взяться, если он рассматривал свое драгоценное время, затрачиваемое на общение с людьми, как инвестицию, которая должна приносить материальную выгоду? Он не испытывал желания проявлять сострадание и нежность, ибо его интересовало лишь то, что "полезно".
Как следствие, где-то в среднем возрасте Вилл вступил в весьма темный период своей жизни.
К тому времени амбиции Вилла были как никогда высоки, и он все меньше доверял жизни, считая, что доверия не заслуживает никто и ничто. Мало того, он стал замечать, что не доверяет даже себе самому. Впрочем, для чего нужно доверие, если можно просто управлять происходящим - и прежде всего, людьми? Итак, Вилл решил, что власть важнее доверия.
Его радовало то, с какой легкостью он отнимает контроль над ситуацией у других людей.
Вилл сумел сосредоточить в своих руках немалую власть. Он стал довольно богатым и влиятельным человеком. Карьера превратилась для него в наркотик.
Вилла увлекала "большая охота" в джунглях делового мира, а в остальном он жил скучно и одиноко. Его отношения с людьми были пустыми, неглубокими и сводились лишь к взаимной эксплуатации.
Недостаток человеческого тепла Вилл компенсировал выпивкой и случайными связями с женщинами. Порой, чувствуя, что он не нужен никому в этом мире, Вилл впадал в обжорство. Набивая брюхо гамбургерами, пиццей и мороженым, он оправдывал себя тем, что "заслужил это", поскольку "работал не покладая рук".
В конце концов Вилл он оказался во власти своих гедонистических привычек и во всех его развлечениях появилась некая болезненная принужденность.
Вилл разжирел и выглядел старше своих лет. Жизнь с каждым днем угнетала его все больше. "Что со мной творится?" - недоумевал он. Ведь ему так хорошо удавалось "контролировать ситуацию"... вот только себя он уже почти не контролировал. Его вечера проходили в сигаретном дыму и были заполнены пьянством, обжорством и равнодушным сексом.
По утрам ему не хотелось смотреть в зеркало.
Каждое утро Вилл обещал себе: "Ну все, с сегодняшнего дня наведу порядок в своей жизни", однако вечером все повторялось.
Что-то было не так. Как ни хотелось Виллу избавиться от своих дурных привычек, ему мешала некая неодолимая и непрестанно нарастающая внутренняя сила, которая буквально раздавливала его.
Вилл знал, что такой образ жизни его убивает, но ничего не мог сделать. Дни неслись по накатанной колее, выбраться из которой ему не удавалось.
Вилл испытывал отчаяние.
А потом произошло чудо. Однажды Вилл решил быть честным с собой. Он устал врать. Ему хорошо удавалось притворяться тем, кем он не был, и делать вид, что дела обстоят не так, как есть на самом деле.
Но с того дня он решил просто быть собой и говорить все как есть, как бы это ни было страшно, - пусть даже такая откровенность угрожает его карьере, авторитету и взаимоотношениям с окружающими.
Это решение потребовало от него колоссальной способности прощать себя. Некогда решив, что настоящий Вилл недостаточно хорош, он приучился обманывать себя и других и создал ложного "Вилла" - приемлемую для окружающих маску. Проблема заключалась в том, что тем самым он обрек себя на одиночество. Да, играя свою роль, он действительно добился уважения и восхищения, но любви не было и в помине. Всякий раз, когда кто-то готов был искренне полюбить Вилла, он, сам того не осознавая, уклонялся, поскольку полагал, что любовь предназначена маске, а не ему самому.
Вилл не верил, что заслуживает любви, поскольку в действительности ненавидел себя.
Научившись себя прощать, Вилл увидел в себе доброту и невинность, доселе скрытые за недостойным поведением. Став естественным, он обнаружил, что искренность преисполнена тонкой и неброской красоты.
Теперь, всякий раз, когда искренность влекла за собой некие "негативные" последствия во внешнем мире, он прощал себя за минутное сожаление: "Не следовало так делать!", признавая, что каждый искренний поступок - победа.
Благодаря энергии, высвобождавшейся всякий раз, когда он прощал себя, Вилл начал сознавать свои истинные порывы более ясно, перестал их подавлять и просто наблюдал, куда они его ведут. Вскоре Вилл заметил определенную закономерность: всякий раз, когда он игнорировал свое импульсивное стремление быть искренним или поверить кому-то, у него возникало навязчивое желание поесть, напиться или заняться сексом.
Вилл стал следовать своим импульсам, что нередко уводило его далеко за пределы зоны комфорта. Ему пришлось преодолеть свой страх перед искренностью, честностью, открытостью и спонтанностью, научиться доверять людям, стать уязвимым и сознательно выпустить из рук контроль над жизнью.