Проект начался с обзора Хаксли концепций и дефиниций, в основном его и частично других, работающего сознания, за которым последовало обсуждение со мной его понимания гипнотических состояний сознания. Целью было убедиться, что мы совпадаем в своих концепциях или различаем наши расхождения в понимании, таким образом создавая возможность более достоверного исследования предмета наших интересов.
Затем последовал обзор его психоделических опытов с мескалином, которые будут отражены ниже в настоящей книге.
Хаксли затем выступил с детальным описанием его весьма специальной практики того, что он в поисках лучшего и менее неуклюжего обозначения, ранее им не вводившегося, назвал _глубокой рефлексией. Он описал это состояние (описание автора не является полным, так как ему казалось, что, кроме личного интереса, не было никакой разумной причины для того, чтобы сделать всесторонние записи явления) глубокой рефлексии как характеризующееся физической релаксацией с опущенной головой и зарытыми глазами, глубокой прогрессивной психологической отстраненностью от внешних обстоятельств, но без какой-либо действительной потери физических реальностей, без какой-либо амнезии или потери ориентации; “нахождением в стороне” от всего несущественного, и затем состоянием полной погруженности мозга, являющейся предметом интереса Хаксли. Более того, Хаксли постулировал, что в этом состоянии полного отстранения и погруженности он свободно мог взять новый карандаш вместо затупившегося для того, чтобы “автоматически” сделать пометки относительно своих мыслей и проделать все это без фиксируемого осознания, что за телесный акт он производит, с его стороны. Это было, как если бы физический акт не являлся “интегральной частью моего мышления”. Казалось, что никоим образом такая физическая активность не нарушала, замедляя или затрудняя, “ход мысли, так избирательно занимавший мою сферу интересов... Она ассоциируется как почти полностью периферическая активность... Я мог бы сказать, как активность, едва соприкасающаяся с периферией”. Хаксли ссылается на присутствие другого типа физической активности. Он вспомнил пребывание в состоянии глубокой рефлексии в течение первого дня, когда его жена занималась покупками. Он не восстановил, какими мыслями или какими идеями он был занят, но вспомнил, что, когда его жена вернулась, она спросила его. записал ли он специальное сообщение, которая она продиктовала ему по телефону. Он был ошарашен ее вопросом, не мог вспомнить что-либо о собственном ответе по телефону, который, однако, был, как убеждала его жена, но вместе они нашли то самое сообщение, воспроизведенное в блокноте рядом с телефоном, который находился на расстоянии большем, чем следовало бы, чтобы достать его без затруднений из кресла, в котором Хаксли погружался обыкновенно в глубокую рефлексию. И он, и его жена пришли к заключению, что он находился в состоянии глубокой рефлексии во время телефонного звонка, поднял трубку и сказал ей, как обычно: “Я слушаю, алло”, выслушал сообщение, записал его, и все это без каких-либо последующих воспоминаний о происшедшем. Он вспомнил только то, что работал в этот день над рукописью такого рода, что она заполняла всю его сферу интересов. Он объяснил, что это было вполне обычно для него, начинать свою дневную работу вхождением в состояние глубокой рефлексии как предварительного процесса выстраивания своих мыслей и приведения в стройный порядок размышлений, которые должны были бы войти в его предполагаемые записи этого дня несколько позднее.
Как другую иллюстрацию, Хаксли приводил инцидент, когда его жена вернулась домой после глубокого отсутствия, обнаружила дверь запертой, как обычно, открыла дверь и обнаружила на журнальном столике, предназначенном для почты, специальных сообщений и т. п., срочное письмо. Она нашла Хаксли тихо сидящем в его особом кресле, очевидно, в состоянии глубокой задумчивости. Позднее в этот день она осведомилась о времени прибытия срочной почты только для того, чтобы убедиться, что он не имеет никаких воспоминаний об этом письме. В то же время мы оба знали, что почтальон, несомненно, позвонил в дверной звонок, что Хаксли услышал звонок, прервал свои занятия, пошел к дверям, открыл их, получил письмо, закрыл дверь, положил письмо на нужное место и вернулся в кресло, где жена и нашла его.
Оба рода таких событий происходили весьма редко. Он привел их только как случаи с ним, описанные его женой, но без какого-либо своего ощущения, что такие сообщения содержат описания действительно осмысленного физического поведения с его стороны. По его мнению, он мог только заключить, что в моменты подобных происшествий он должен был находиться в состоянии глубокой рефлексии.
