Технологического и коммерческого опыта не хватало.


Фактически они были изгнанниками. Апатичное большинство этих несчастных жило остатками со стола признанных каст. Они имели возможность немного заработать только во время сбора урожая, работая сезонными рабочими на фермах. Все остальное время они жили за счет частной благотворительности и пособий по бедности.

Тысячи наиболее энергичных молодых людей из этого слоя вынужденно поступили на службу в армию и военно-морской флот; многие из них погибли или получили увечья в военных действиях; гораздо больше бесславно умерли от тягот варварских порядков, тропических болезней и сифилиса[В Семилетней войне 1512 британских моряков было убито в боях, а 133 708 умерли от болезней или пропали без вести (cм.: Dorn W.L. Competition for Empire 17401763. New York, 1940.

P. 114).]. Тысячи других, самых наглых и жестоких, наводнили страну в качестве бродяг, нищих, разбойников и проституток. Власти не видели другого способа справиться с ними, кроме как поместить в богадельни и работные дома.

Поддержка государством общественного негодования по поводу внедрения новых изобретений и трудосберегающих механизмов сделала положение безнадежным.
Фабричная система развивалась в борьбе с бесчисленными препятствиями. Она вынуждена была сражаться с распространенными предрассудками, установившимися обычаями, законодательными ограничениями, враждебностью властей, имущественными интересами привилегированных групп, завистью гильдий. Отдельные фирмы были плохо оснащены капитальным оборудованием, получение кредита было делом чрезвычайно трудным и дорогостоящим. Технологического и коммерческого опыта не хватало. Многие владельцы фабрик разорились, успеха добились сравнительно немногие.

Иногда прибыли были значительными, но такими же были и убытки. Понадобилось много десятилетий, прежде чем в результате установившейся практики реинвестирования большей части заработанной прибыли было накоплено достаточно капитала для ведения дел в более широком масштабе.

Фабрики смогли расцвести несмотря на все препятствия по двум причинам. В первую очередь благодаря разработке экономистами новой социальной философии. Они разрушили престиж меркантилизма, патернализма и рестрикционизма, суеверный предрассудок, что трудосберегающие механизмы и технологии становятся причиной безработицы и обрекают людей на нищету.

Экономисты проповедники принципа laissez faire были пионерами беспрецедентных технологических достижений последних 200 лет.

Кроме того, существовал еще один фактор, ослабляющий сопротивление нововведениям. Фабрики освободили власти и правящую землевладельческую аристократию от трудной проблемы, достигшей значительных размеров. Они обеспечили средствами к существованию массы пауперов. Они освободили богадельни, работные дома и тюрьмы.

Они дали возможность голодающим нищим самим заработать себе на жизнь.

Владельцы фабрик не имели власти, чтобы принудительно заставить кого-либо пойти работать. Они могли нанять только людей, уже готовых работать за предлагаемую им заработную плату. Какими бы низкими ни были ставки заработной платы, это тем не менее было гораздо больше, чем все, что эти пауперы могли заработать в любом другом доступном им месте. Утверждения о том, что фабрики отвлекли домохозяек от детских и кухонь, а детей от игр, искажают факты.

Этим женщинам было не из чего готовить и нечем кормить своих детей. Фабрика была их единственным прибежищем. Она спасала их в полном смысле слова от голодной смерти.

Прискорбно, что существовали подобные условия. Но если необходимо найти виновных, то не следует винить владельцев фабрик, которые, разумеется, движимые эгоизмом, а не альтруизмом, сделали все, чтобы искоренить это зло. Причиной этого зла был экономический порядок докапиталистической эпохи, порядок старых добрых дней.

По сравнению с тогдашними условиями существования высших классов и с нынешними условиями жизни промышленных масс в первые десятилетия промышленной революции уровень жизни фабричных рабочих был ужасающе низок. Рабочий день был длинным, санитарные условия отвратительными. Способность людей к работе расходовалась очень быстро.



Однако факт остается фактом: для избыточного населения, которое в результате огораживания было доведено до ужасной нищеты и для которого буквально не оставалось места в структуре существовавшей системы производства, работа на фабриках была спасением. Эти люди скапливались на заводах не с целью повысить свой уровень жизни.

Идеология laissez faire и ее следствие промышленная революция разрушили идеологические и институциональные барьеры на пути к прогрессу и благополучию. Они уничтожили общественный порядок, при котором постоянно увеличивающееся число людей было обречено на жалкую нужду и лишения. В прежние времена обрабатывающие ремесла почти исключительно обслуживали потребности состоятельных слоев населения. Их расширение было ограничено количеством предметов роскоши, которые могли себе позволить имущие слои населения. Те, кто не был занят в производстве предметов первой необходимости, могли заработать себе на жизнь постольку, поскольку высшие классы были расположены использовать их навыки и услуги.



Но теперь начали действовать другие принципы. Фабричная система знаменовала собой новые принципы торговли и производства. Ее отличительной чертой было то, что производство было направлено не только на потребление немногочисленных богачей, но и на потребление тех, кто до сих пор играл незначительную роль в качестве потребителей. Целью фабричной системы были дешевые вещи для многих.

Классической фабрикой начала эпохи промышленной революции была хлопкопрядильная фабрика. Производимые ею хлопчатобумажные товары не входили в круг спроса состоятельных людей. Последние предпочитали шелк, лен и батист.

Когда же фабрики со своими методами массового производства с помощью машин с механическим приводом вторглись в новую отрасль производства, они начали с выпуска дешевых товаров для широких масс. Фабрики обратились к производству более изысканных и потому более дорогих товаров лишь на более поздних стадиях, после того, как беспрецедентное повышение уровня жизни масс, причиной которого они стали, сделало прибыльным применение методов массового производства и к этим более хорошим вещам. Поэтому, например, обувь фабричного изготовления долгие годы покупалась только пролетариями, в то время как более состоятельные потребители продолжали оставаться постоянными клиентами сапожников, работающих по индивидуальным заказам.

Активно обсуждавшиеся предприятия с потогонной системой производили одежду не для богатых, а для людей с более скромными возможностями. Модники обоих полов предпочитали и до сих пор предпочитают платья и костюмы, пошитые по индивидуальным заказам.

Самое главное в промышленной революции состоит в том, что она открыла эпоху массового производства для удовлетворения потребностей народных масс. Наемные работники перестали быть людьми, работавшими только ради благополучия других людей. Они сами стали основными потребителями продукции, производимой их фабриками. Большой бизнес зависит от потребления широких масс. В сегодняшней Америке нет ни одной отрасли большого бизнеса, не старающейся угодить потребностям народных масс.

Сам принцип капиталистического предпринимательства состоит в том, чтобы обеспечивать нужды рядового человека. В роли потребителя рядовой человек является властелином, чьи покупки или воздержание от покупок определяют судьбу предпринимательского начинания. В рыночной экономике не существует иных средств приобретения или сохранения богатства помимо снабжения широких народных масс теми товарами, на которые они предъявляют спрос; причем делать это следует наилучшим образом и по минимальным ценам.

Ослепленные предвзятостью, многие историки и писатели вообще оказались не способны осознать этот факт. Они видели лишь то, что наемные рабочие трудились ради чужой выгоды. Они никогда не поднимали вопроса о том, кто является этими другими людьми.

Мистер и миссис Хэммонды рассказывают нам о том, что рабочие в 1760 г. были более счастливы, чем в 1830 г.[Hammond J.L. and Hammond B. Loc. cit.] Это заявление представляет собой произвольную субъективную оценку. Не существует способов сравнения и измерения счастья разных людей и одних и тех же людей в разное время. Мы можем согласиться ради поддержания дискуссии с тем, что индивид, родившийся в 1740 г., был более счастлив в 1760 г., чем в 1830 г. Но давайте не будем забывать, что в 1770 г. (согласно оценке Артура Янга) в Англии было 8,5 млн жителей, а в 1831 г. (по переписи) эта цифра достигла 16 млн[Dietz F.C. An Economic History of England. New York, 1942.

P. 279 and 392.]. Этот скачок был обусловлен главным образом промышленной революцией. По отношению к этим дополнительным англичанам утверждение выдающихся историков может быть одобрено только теми, кто разделяет меланхолию стихов Софокла: Конечно, лучше вовсе не рождаться, но если уж увидишь жизни свет, вернуться поскорей, откуда вышел (перевод В.С.

Автономова).

Первые промышленники по большей части происходили из тех же социальных слоев, что и рабочие.



Содержание раздела