Следует еще иметь в виду, что сам ЕСП весьма осторожен в указанном вопросе. В деле Хейгеман против государства Бельгия в 1974 г. ЕСП заявил, что договор, заключенный СМ от имени ЕЭС с третьим государством, "составляет неотъемлемую часть права Сообщества".
Само по себе заявление очень хорошее, но главное все-таки в другом: имеют ли нормы такого договора прямое действие на территории ЕЭС или же для их применения необходимы национальные механизмы? ЕСП колеблется и предлагает три условия. Нормы договора должны быть ясными и недвусмысленными. Они не должны сопровождаться условиями.
Нормы должны быть таковы, чтобы их можно было применить непосредственно на территории государств-членов, не прибегая к нормам национального закона.
По сути, мы вернулись к тому, что уже проходили ранее: ЕСП признал международные договоры, заключенные ЕЭС (ЕС) должным образом, частью союзного законодательства. Но, как мы помним, не все законодательство имеет прямое действие. Бесспорны лишь постановления.
А к каким актам можно приравнять нормы международного договора? Ясного ответа пока нет, но анализ позиции государств - членов ЕС по отдельным делам, рассмотренным в ЕСП, показывает, что они не склонны возлагать на себя автоматически обязательства, зафиксированные в международном договоре, стороной в котором является ЕС. Самое большее, на что идут государства, - это признание компетенции ЕС в вопросах коммерческой политики, конкретно определенной в тексте Римского Договора.
Государства не отрицают и даже не ставят под сомнение внешнюю компетентность ЕС и его статус субъекта международных отношений по ст. 210 Договора, но поскольку финансовые издержки по соблюдению международных обязательств возлагаются на государства-члены, последние, вполне, на наш взгляд, справедливо, предпочитают, чтобы данные обязательства возникали не иначе, как с их ведома.
Последнее и порождает ситуацию, когда на участие в международном договоре (как и во внешней политике ЕК) претендуют все государства - члены ЕС. И тогда получается, что в сфере внешних сношений ЕС пока что не вышел даже на уровень конфедеративного государства, поскольку общий принцип конфедерации состоит в том, чтобы проблемы внешней политики и обороны были отнесены к компетенции конфедеративных органов. Увеличение числа членов ЕС до 15 еще больше запутывает и усложняет внешнюю сферу- деятельности ЕС.
При общей неурегулированности третьи государства вряд ли почувствуют потребность иметь дело с органами ЕС, они будут по- прежнему предпочитать двусторонние отношения с государствами - членами ЕС.
Учитывая прямую связь внутренней политики с внешней, органы ЕЭС нашли для себя особый путь расширения сферы своей внешней компетенции. ЕК понимает, что ей проще разработать и провести акты, относящиеся ко внутренним делам ЕС, что она и делает. Объективно это сужает внутреннюю компетенцию государств, а значит и их возможности принимать на себя внешние обязательства.
Особенно заметно проявилось это в деле ЕСП 22/70 по Европейскому соглашению о дорожном транспорте. Суть его заключается в следующем.
В 1962 г. в рамках Экономической комиссии ООН для Европы было разработано соглашение о дорожном транспорте, которое в силу, правда, не вступило, хотя пять из шести членов ЕЭС в то время соглашение подписали. Тогда государства ЕЭС актом Постановления в 1969 г. ввели на своей территории правила, относящиеся к движению автотранспорта и к работе шоферов на грузовых автомобилях, следующих из одного государства ЕЭС в другое. В это же время начались переговоры с целью пересмотра упомянутого Европейского соглашения о дорожном транспорте.
Государства ЕЭС согласились по своей общей позиции, но в дело вмешалась ЕК ЕЭС, заявив, что при наличии определенных внутренних правил государства не могут договариваться на внешнем форуме о чем-то ином. Другими словами, компетенция вести переговоры по упомянутому соглашению теперь перешла от государств-членов к ЕК. По сути, речь шла о конфликте между СМ, представляющим государства, и ЕК, выступавшей от имени ЕЭС.
Далее он указал, что ст. 75 этого Договора, относящаяся к компетенции ЕЭС, весьма обща, а в части, касающейся дорожного транспорта, говорит лишь о мерах, которые могут предприниматься внутри ЕЭС, а не извне.
ЕСП при рассмотрении дела остался в целом верен своей интеграционной ориентации и в довольно-таки сложном формально юридическом положении постарался максимально принять сторону ЕК. В общей форме он высказался в пользу того, что при отсутствии точных формулировок в тексте Римского Договора нужно исходить из общей системы права ЕЭС. ЕСП сослался на ст. 210 Римского Договора, по которой ЕЭС получило статус юридического лица в отношениях с третьими государствами по всем вопросам, обозначенным в ч. 1 этого Договора. В заключение ЕСП указал на то, что если ЕЭС уже определило внутри себя какие-то правила поведения для своих членов, то последние не могут, индивидуально или коллективно, принимать на себя международные обязательства, противоречащие данным правилам.
При этом совсем не важно, в какой форме такие правила в ЕЭС были приняты.
Из сказанного со всей логичностью вытекал вывод, что уж если существуют какие-то внутренние установления в ЕЭС, то вести переговоры с третьими государствами об их возможном изменении должно именно ЕЭС, а не государства, его составляющие. Что же касается заключения соглашения, которое родится в ходе переговоров, то последнее, по мнению Суда, относится к компетенции СМ ЕЭС.
Указанным решением ЕСП заложил концепцию параллелизма, по которой признается увязка компетенции ЕК по внутренним делам ЕЭС с компетенцией СМ по внешним делам: один орган ЕЭС проводит переговоры с третьими государствами, исходя из знания положения внутри ЕЭС, а другой орган фиксирует достигнутую договоренность, следуя своей формальной компетенции в соответствии с нормами Римского Договора.
Должностным лицам в рамках ЕЭС такой порядок может быть и удобен, но аутсайдерам, контрагентам он не подходит. Получается странная ситуация: переговоры по соглашению ведет ЕК, заключает его СМ, а реализуют национальные правительства. А с кого, простите, спрос в случае спора по применению или толкованию?
Не проще ли в таком случае иметь прямые соглашения с национальными правительствами, а возможные внутренние разборки между ними по соглашению отнести к ведению ЕЭС (ЕС)?
В любом случае при таком порядке участия ЕС в международных делах его никак нельзя считать равноправным субъектом международного права. В качестве международной организации, действующей в рамках установленных полномочий, ЕС принять можно, но только не в качестве государства. У него пока не только нет признаков государства, но и должной компетенции по внешним вопросам.
В исследуемой теме нельзя не отметить еще один существенный нюанс. Мы ранее обращали внимание на то, что в укреплении европейского союзного правопорядка и в поднятии роли органов ЕС большое место занимает деятельность ЕСП. Именно последний зачастую оказывается главным и решающим органом ЕС. И до тех пор пока он занят внутренними делами ЕС, его действия не могут не вызывать у профессионалов восхищения. Однако нельзя не видеть, что ЕСП слишком легко берется за решения дел, которые вряд ли входят в его уставную компетенцию.
А сюда относятся прежде всего дела, связанные со сферой внешних сношений.
Устанавливался в зонах юрисдикции ЕЭС не порядок ЕЭС, а международный, определенный принятой Конвенцией о рыболовстве в северо-восточной Атлантике. А значит, даже следуя логике ЕСП, не могли полномочия национальных представителей быть временными или переходными. И еще: не следует, видимо, ЕСП определять партнеров для третьих государств на переговорах, это не компетенция даже весьма влиятельного суда.Скорее, это функция законодательной власти, каковой пока в ЕС является Европейский Совет или СМ.
В заключение остается констатировать, что компетенция органов ЕС по внешним делам так и остается неопределенной. Маастрихтские соглашения хоть и говорят много о единой интегрированной политике ЕС как внутри, так и извне, остаются соглашениями о благих намерениях. А пока еще нет признаков, чтобы национальные государства Западной Европы всерьез согласились с ограничением своих полномочий в сфере основных проблем внешней, в том числе экономической, политики.
Они согласны, что меры, обеспечивающие интересы вненациональных Промышленных, финансовых и торговых монополий, могут приниматься вненационально в рамках ЕС где-нибудь в Брюсселе, но... обеспечение своих национальных интересов они оставляют за собой. Так было всегда и так пока остается.
И соответственно мы видим, что остаются и сосуществуют в равной мере национальные и союзный правопорядки. И было бы неверным, на наш взгляд, сделать вывод, что союзный правовые режимы подчиняет себе правопорядки национальные. Да, признан примат первого, и бесспорно, но... слишком пока узка сфера его действия.
А по сути, вся жизнь государств - членов ЕС, в том числе хозяйственная, по преимуществу регулируется национальным законодательством. Да и что сами по себе есть нормы союзного правопорядка? Принятые органами ЕЭС (ЕС), органами исполнительными и судебными, законотворческий характер которых не может быть признан, именно они носят временный характер, переходный до тех времен, когда в ЕС появится полноценный законодательный орган. А пока нормы союзного законодательства с формальной точки зрения - результат соглашения властных исполнительных структур.
Не одобренные волей народных представителей, они не могут стать над нормами национального закона. Как ЕЭС, так и ЕС, остается международной организацией, имеющей мало шансов превратиться в государство с присущими ему признаками: единой юрисдикцией на всей территории; единой системой органов и учреждений, осуществляющих функции государственной власти; единым правом, закрепляющим определенную систему норм, санкционированных ЕС.