Общество, семья и дети


Но для меня было бы проще принять утверждение, что некоторые люди предпочитают аддикцию, если бы эти люди были более честны и откровенны в своем предпочтении. Если бы кто-то сказал: "Я аддикт, и я этим доволен", тогда, хотя он и отказался от многого, он выразил бы свой определенный выбор.

Однако, большинство людей не хочет быть аддиктами, и особенно они не хотят думать о себе как об аддиктах. Аддиктивные люди явно попались в ловушку того образа жизни, который сами не уважают. И все же, большинство аддиктов находится именно там, хотя и подтверждая ценность, которую наша культура абстрактно придает независимости, деятельности и росту. Люди не хотят быть вынужденными говорить о том, что не могут жить полной жизнью. Они формально восхищаются теми, кто предприимчив и реализует себя. Они ищут эти качества в героях кино, художниках, спортсменах и политических лидерах. И постоянно удивляются неиспользованными возможностями, не прожитыми полностью жизнями.

Большинство людей не возражало бы против расширения своих горизонтов, небольшого или существенного, если бы только они знали, как это сделать, и могли почувствовать достаточную уверенность в себе, чтобы начать. Для этих людей преодоление аддикции походило бы на разрушение стен, которые сдерживают их и их судьбы.

Когда люди, случаи которых рассмотрены в этой книге, хладнокровно признают себя в этих образах, они чувствуют и показывают свою способность к росту. Они больше не аддикты, и поэтому не связаны каким-либо прошлым описанием себя.
Время идет, и есть только два направления, в которых мы можем двигаться; стоять неподвижно невозможно. Или мы расширяем наше восприятие, наше знание, наш опыт, или мы плотно закрываемся и увядаем в навязанных самим себе границах. Мы держим себя открытыми для жизни или закрываемся от нее последнее является только другим способом умереть.

Некоторые люди, например, делают это, проводя слишком много времени во сне это самое точное моделирование смерти в жизни. И множество людей выбирает разные варианты смерти в течение своей жизни.

Это пассивный дрейф аддикции. Если мы не можем начать прояснять свои мотивы и выявлять паттерны, которым подчиняются наши отношения, то мы вынуждены следовать предопределенным курсом, который может быть разрушительным и для нас, и для других людей.

Альтернативой является понимание того, что нам дано, и что можно изменить в своей личности и в нашем обществе, а также действия, основанные на этом понимании.
 
Общество, семья и дети
Реальное лекарство от аддикции заключено в социальном изменении, которое переориентировало бы наши главные институты и типы опыта, который люди получают в них. Если мы должны сделать нечто большее, чем освобождение одного человека за другим начиная с тех, кто уже является наиболее цельным, и медленно работая над тем, чтобы охватить других, менее удачливых тогда мы должны изменить наши институты и, в конечном счете, наше общество. Так же, как мы не можем понимать аддикцию без понимания отношения людей к своим социальным условиям, мы не можем исцелять от нее в отсутствие более универсального доступа к ресурсам нашего общества и к его политической власти. Если аддикция базируется на чувстве беспомощности, она будет с нами, пока мы не создадим социальную структуру, чувствительную к желаниям людей и к их усилиям на нее воздействовать.

Взаимозависимость всех людей и организаций ставит устранение аддикции в зависимость от базового социального изменения. Но эта же самая взаимозависимость приводит к тому, что наша работа по влиянию на те институты, с которыми мы обычно сталкиваемся, вносит в дело вклад, который будет чувствоваться во всей системе. В частности, семья это то место, где любой человек может быть непосредственным двигателем изменения. Когда мы находим новые способы контакта со своими родителями, партнерами и детьми (скажем, делая такие отношения менее исключительными и обязательными), мы воздействуем на все аспекты нашей социальной структуры.

Мы даем больше шансов несексуальной дружбе, уменьшаем напряжение в браке, и, что важнее всего, изменяем путь взросления наших детей и то, каким они учатся видеть мир. Мы Даем своему потомству новые возможности для жизни в любви.


Коммуна социальная форма, воплощающая попытку изменить современную семейную жизнь. Группы людей (и даже целые страны) заимствовали ее, пытаясь противодействовать ограничительному давлению нуклеарной семьи. Так как она обеспечивает более широкий доступ к воздействию других людей, коммуна в идеале является возвращением к духу расширенной семьи и соседского сообщества.

Для взрослых коммуна может быть альтернативой стандарту организации общества в группы по двое. Позволяя людям иметь множество доверительных отношений одновременно, коммуна предлагает им перспективу более богатой эмоциональной жизни, освобождая от необходимости искать одного человека, который удовлетворит все потребности. Детям коммуна может обеспечить разнообразный набор взрослых моделей наряду с другими детьми всех возрастов, с которыми можно контактировать с тем, чтобы они выросли, не только имитируя своих родителей и выучив один набор реакций на жизнь.

Конечно, коммуны, основаны ли они на идеологических или других принципах, могут быть так же строго изолированы, как и браки. Но есть множество примеров того, что открытые отношения, практикующиеся в пределах коммуны, распространяются также и на отношения ее членов с внешним миром.
Насколько хорошо работают коммуны в реальности? Исследования коллективного воспитания в России (Ури Бронфенбреннера) и в Израиле (Бруно Беттел-хейма) указывают на то, что дети этих народов искушены в отношениях с другими людьми и в независимых действиях ради достижения целей группы. Эти достоинства достигнуты благодаря подчеркиванию (с самого раннего возраста) сотрудничества, инициативы, ответственности и контроля, осуществляемого скорее товарищами по группе, чем взрослым.

Это достигается, однако, ценой высоких показателей группового конформизма. Возможно, в Америке и других Западных странах, где коммуны добровольны и не институционализированы, разовьются более разнообразные формы коммун и их ценностей.

Они могли бы быть в большей степени способны поощрять и поддерживать индивидуальные отклонения, чем это возможно в более однородных или тоталитарных культурах.
В настоящий момент в Америке проблема состоит не в чрезмерной коммунализации, а в ее противоположности, как Ури Бронфенбреннер указывает в своей статье "Истоки отчуждения". Бронфенбреннер находит, что многие признаки социальной нестабильности и семейной психопатологии включая разводы, побеги детей из дома и злоупотребления ими, юношескую наркоманию, алкоголизм и преступность более распространены, чем когда-либо прежде. Он делает вывод, что обычное положение ребенка подразумевает изоляцию от содержательного человеческого контакта, так же, как и от содержательной работы. Чтобы противостоять этой тенденции, он защищает идею реформ в образовании и семейной структуре, которые напоминают призывы Ивана Иллича о погружении школьников в реальность.

Например, он находит, что планировка жилых микрорайонов могла бы быть значительно улучшена, если бы детям не только предоставлялось место для игры, но также и обеспечивалась возможность взаимодействия с детьми различных возрастов и взрослыми на работе и во время отдыха.


Бронфенбреннер настроен пессимистически, что объясняется наблюдаемыми социальными обстоятельствами. Тем не менее, увеличивается число людей, которые пробуют для самих себя разобраться в проблемах отчуждения и изоляции, устраиваясь работать с перерывами или становясь фри-лансерами, чтобы посвящать больше времени личной жизни и семье.

Некоторые организуют более открытые домашние хозяйства, которые, формально, не будучи коммунами, радушно принимают гостей и иногда приглашают их побыть временными членами семьи.
В связи с обычной сегодня мобильностью рабочей силы, многие представители как академических, так и других профессий не имеют постоянного дома, а, следовательно, и шанса сформировать прочные отношения на основе продолжительных ежедневных контактов с другими людьми. В этом состоит серьезный ущерб, который имеет в виду Бронфенбреннер, когда говорит, что личное отчуждение сейчас глубже, чем когда-либо. Но в этом есть также и выгода, потому что многие индивиды и пары активно поддерживают дружбу вопреки барьерам расстояния и времени. Увеличение живых визитов друзей компенсирует то, что обычно было представлено приходами соседей.

Дети могут видеть, что даже в их постоянный дом люди приходят и уходят, и приходят снова. Основываясь на таком опыте, они могут приспособиться жить в изменяющейся окружающей среде, учась ценить продолжительную дружбу и рассчитывать на нее.
Эволюция сексуальных ролей также изменяет домашнюю атмосферу. Бронфенбреннер видит негативную сторону этого процесса, поскольку некоторые матери пренебрегают своими детьми ради других удовольствий. Это случается тогда, когда женщины имитируют дремучий мужской паттерн бездумного самоутверждения.

Есть и другие семьи, в которых реорганизация материнской роли сопровождается увеличением личного осознавания обоих родителей, и в этом случае воздействие на детей может быть весьма позитивным.



Содержание раздела