Тип, способ управления стали фактически самоцелью.
И теперь по прошествии многих десятилетий, когда реальный социализм отодвинут в угол современной истории, когда он уже практически исчез из современной Европы, потерпел сокрушительное поражение в России, хотя и оставил в ней свои следы, но еще живет в Китае, Северной Корее и на Кубе, следует дать принципиальную оценку предвидению Г.В.Плеханова. Г.Плеханов отмечал у большевиков отход от марксизма, утопизм, ностальгическое стремление к захвату власти, наплевательское отношение к судьбам страны и её народу, анархизм, сектантство, демагогичность и многое, многое другое. Он предупреждал о грядущей катастрофе. И он, а не Ленин и большевики, оказался прав. Он смотрел намного дальше, был мудрее, его прогноз подтвердила сама жизнь.
Итак, та модель хозяйствования, которая была создана в бывшем Советском Союзе, коренным образом отличалась от традиционной рыночной. В отличие от последней, где государство регулирует деятельность хозяйствующих объектов лишь косвенным путём с помощью кредитно-денежной, финансовой политики, социалистическая, точнее сталинская, модель хозяйствования построена на прямом администрировании, жёсткой централизации управления, что лишает хозяйствующие объекты права и возможности решать, что и когда производить, кому и по какой цене продавать.
При капитализме это важнейшее, основанное на частной собственности, право, определяющее свободу выбора предпринимателя, даёт ему явное преимущество перед социализмом, так как решение принимается производителями на основе объективных критериев, а не указаний “сверху”, исходя из рыночных сигналов, т.е. учёта интересов потребителей, которые, будучи главным и определяющим участником рыночных отношений, формируют общественно-необходимую полезность и реальную цену произведённых товаров и услуг. Происходит реальное удовлетворение потребностей в сфере производства. При этом, приняв решение производить тот или иной товар, предприниматель добровольно соглашается выполнить все законы, принятые государством, косвенно или даже прямо регулирующие условия его деятельности, т.е. практически в чём-то лишающих его полной свободы (налоги, стандарты, техника безопасности, экологические нормы и т.д.), но не запрещающих ему выполнять избранный им вид предпринимательской деятельности, конечным результатом которой является прибыль.
Что же касается социализма, то существующая при нём жёсткая регламентация деятельности предприятий, основанная на централизованном планировании и управлении, ведёт к выпуску товаров и услуг, общественно необходимая полезность которых порой лишь в малой степени может быть признана обществом. Следует учесть также, что в связи с присущей социалистической модели хозяйствования высокой степени монополизации, отсутствием внутренней и внешней конкуренции вообще теряются объективные ценностные ориентиры для производства продукции. Именно с этим и связан огромный спад производства в России после отмены централизованного планирования и особенно с 1992 г. в период системной трансформации. Реальному спросу многие избыточные производства недавнего социалистического прошлого просто не соответствуют.
Одним из следствий такой модели хозяйствования стало отсутствие при социализме мотивации исполнителей управленческих решений в сфере производства рабочих и работников администрации. Это неизбежно вело к низкой производительности труда, низкому качеству выпускаемой продукции. Запланированный уровень производства поддерживался политикой “кнута и пряника” в основном за счёт политического и идеологического давления (угроза наказания, лишения каких-либо благ, например, очереди на квартиру, автомобиль, партийные взыскания и т.д.). Именно этим силовым давлением и объясняется в значительной мере тот факт, что социалистическая модель хозяйствования не развалилась раньше и просуществовала более 70 лет.
Модель хозяйствования, созданная в бывшем СССР, имела и адекватную ей систему управления, которая, в свою очередь, базировалась на своего рода управленческой утопии: якобы возможности управлять всем и вся из одного центра. Утопия эта сформировалась, судя по всему, сначала на основе феодальных взглядов и установок на абсолютную власть. Позднее она стала следствием технологического детерминизма, проводящего полную аналогию между человеческим обществом и технической системой. Свой вклад здесь внесла и экономическая кибернетика, использовавшаяся для обоснования усиления централизованного начала в управлении на основе возможностей ЭВМ, подогрева ложной идеи о практической возможности замены рынка искусственной системой так называемого оптимального функционирования экономики (СОФЭ).
Несмотря на регулярно декларируемую вторичность средств, т.е. методов управления, по отношению к целям (повышение благосостояния народа), на деле соотношение между ними было как раз обратным. Тип, способ управления стали фактически самоцелью. Достижение запланированных целей объявлялось возможным не любыми средствами, а на основе вполне конкретной модели централизованного государственного управления. Организационная основа этой системы была скопирована с административных структур старой военно-феодальной России и распространена на все без исключения сферы человеческой деятельности. Для систем такого типа характерно использование линейных структур с резким преобладанием вертикальных отношений (руководство подчинение) над горизонтальными (сотрудничество). Распределение прав и ответственности на всех уровнях сводилось к концентрации полномочий у вышестоящих звеньев системы, что приводило к несоответствию прав и ответственности прежде всего в основном звене хозяйственной системы, т.е. на производственных предприятиях. Подобный разрыв сковывал, лишал реальных производителей свободы маневра, столь необходимой для эффективной работы.
Важной особенностью такой системы управления является неразвитость свободных аналитических функций и низовых подразделений, их слабая роль в принятии решений. Перегрузка высшего эшелона управления текущими задачами руководства всеми отраслями экономики и иными сферами жизни отодвигает общие и перспективные задачи на второй план. Отсюда отсутствие реальной стратегии социально-экономического развития, непродуманность многих народнохозяйственных решений, принятых без учёта экологических, социальных, экономических и даже географических факторов.
Система сверхцентрализованного управления уже сама по себе предполагает негибкость и низкую адаптивность к новым задачам и прежде всего к НТП. Жёсткая иерархическая структура с формализованным разделением функций в сочетании с распределением уравнительного типа создаёт организационные и экономические барьеры выдвижению новых идей и их практической реализации. В частности, регламентация процесса создания и внедрения новых технологий и отсутствие рыночных механизмов ставят новатора в зависимость от уже существующих структур, в большинстве своём в этих технологиях не заинтересованных. Особенно пагубна зависимость НТП от командной системы материально-технического снабжения.
Негибкость системы управления при социализме проявляется и в её неспособности к применению программно-целевых методов, требующих гибкого и оперативного взаимодействия всех звеньев управления. Явные неудачи в решении таких чрезвычайных задач, как устранение последствий чернобыльской катастрофы или землетрясения в Армении (эти последствия не устранены и до сих пор), показывают крайне низкую эффективность системы при любых попытках оперативно координировать свои действия, даже при руководстве с самого высшего уровня. В тех случаях, когда программы выполнялись, это происходило на основе создания долговременных линейно- программных структур, идентичных линейно-функциональным (ГлавБАМстрой, Комиссия по Западно-Сибирскому комплексу), действовавших на правах министерств, главков и т.д.
Неэффективность гиперцентрализованной системы управления проявлялась не только при решении новых задач, но и в низкой способности к реализации задач обычных, традиционных. Преобладание властных, административных отношений над экономическими при недостатке прав у исполнителей приводило к низкой исполнительской дисциплине. Отсутствие встроенных экономических стимулов в известной мере компенсировалось механизмами контроля и управления. При этом истинным “нововведением” стало многократное дублирование структур власти и контроля, особенно в экономике. Наряду с ведомственным руководством и контролем каждое предприятие руководилось партийными и региональными властями, контролировалось партийным и народным контролем, подразделениями КГБ, МВД, ЦСУ, Минфина, Госбанка, различными инспекциями и т.д. Число различных субъектов руководства и контроля над каждым предприятием могло составить более десятка. Вместе с тем такое обилие контроля побуждало предприятия к уменьшению собственной меры ответственности, к делегированию её вышестоящим органам власти, что способствовало лишь возрастанию степени неуправляемости.
Ход развития концепций и практики хозяйствования в странах с рыночной экономикой за последние 50 лет свидетельствует о том, что идея централизованного управления непродуктивна не только на макроэкономическом, но и на фирменном уровне. Реорганизации, проводимые в рамках американских, западноевропейских и японских корпораций, неизменно преследовали цели повышения самостоятельности и ответственности филиалов, отделений и предприятий, разгрузки общефирменного уровня, принятия решений, вытекающих из текущих, оперативных задач, перехода от отношений иерархического типа к партнерским.
