Централизованное планирование в рамках жёсткого режима единоличной власти очень напоминает фирму монополиста с вертикальной системой управления всеми нижестоящими звеньями. В этом смысле бывший СССР это корпорация-монополист, главная задача которой удержаться и выстоять в этом мире всеобщей вражды и конкуренции, сконцентрировать свои силы на достижении главной цели обеспечении самоподдерживающегося роста, внутренней согласованности всех своих звеньев с помощью действенного контроля и искусственного подстёгивания.
На кого работала советская модель экономики? Конечно, не на народ, не на рабочий класс. Она работала прежде всего на хозяина страны, советскую номенклатуру, на партию, на укрепление их власти, положительного имиджа, на мощь страны. И здесь она достигла своих целей, пока внутренняя болезнь и начавшаяся эрозия всей системы реального социализма не ослабила, а затем и не разрушила её.
А теперь уместно задать такой вопрос: если старая СМЭ себя не оправдала, почему нынешние экономические реформы не принесли успеха, почему до сих пор страна не имеет эффективной рыночной экономики и почему объём производства и уровень жизни народа снижаются и в настоящее время существенно ниже, чем в советском прошлом?
Сегодня рыночная трансформация в России идёт и медленнее, и противоречивее, и неизмеримо дороже, и неэффективнее, чем в Польше, Венгрии, Чехии и в странах Балтии. Реальный социализм у нас был намного дольше по времени, чем в этих странах, идеологическая, психологическая и ментальная заданность оказались намного сильнее. Эта историческая аномалия проросла глубокими корнями в стране и обществе. Россия получила в наследство кадры могучей советской номенклатуры, идейно «подготовленных» директоров и учёных, не заклеймила социализм как неэффективную, бесчеловечную и аномальную систему, не запретила компартию, не принесла покаяние, что помогло бы ей сейчас двигаться по рыночному пути.
Доставшиеся в наследство производственный аппарат, уродливая структура производства и гигантские по своим размерам предприятия вместе с вытравленными административно-командной системой предпринимательскими и инновационными стимулами оказались серьёзной преградой на пути российской рыночной трансформации.
Ведь всё, что происходило у нас после октябрьского переворота 1917 г., находилось в стороне от главной дороги развития мировой цивилизации, мы сами загнали себя в тупик, в изоляцию от этой цивилизации, изобрели нечто такое, что не прижилось в мире и было разрушено у нас самих. Марксизм-ленинизм тоже оказался в стороне, на обочине магистрального пути развития мировой науки. И сегодня во весь рост стоит вопрос о возврате страны и общества на круги своя.
Но это не значит, что мы грамотно и без серьёзных ошибок идём по пути рыночной трансформации. Слабость политической воли по поддержке реальных реформ, разгул оппозиции, пытающейся создавать непреодолимые преграды на этом пути, распространение коррупции и отсутствие убедительной экономической программы у нового российского правительства являются плохим фоном для движения в правильном направлении. Предстоит ещё много сделать по преодолению всех этих трудностей и недостатков. Но страна не сошла с пути реформ и, уверен, ещё сделает необходимые и решительные шаги в этом направлении.
Необходимо признать, что строй и экономическая модель, которые создали большевики, оказались самыми неразумными не только в нашей стране, но и в истории тех стран, которые также экспериментировали с ними на горе своих сограждан. Этот строй и эту модель мы не только приняли, но и отказались от них в ХХ в. Но на эксперимент было потрачено более 70 лет и очень много человеческих жизней. Поэтому великая революция в нашей стране это не революция большевиков, не создание советской политической системы или экономической модели, а переход от этой модели к рынку. Однако научный анализ «реального социализма» и его экономической модели ещё пока слабо разработан в нашей стране и поэтому нуждается в дальнейшем развитии. Не следует забывать, что настоящий научный подход к изучению советской экономики был начисто исключен в течение долгого времени. Поэтому роль нынешних российских ученых должна быть в этом отношении весомой. Мы должны действовать по нормам, стандартам и правилам, принятым в цивилизованном мире, широко взаимодействовать с этим миром и не стремиться к якобы спасительной самоизоляции, или, что ещё хуже, к частичному возврату в прошлое. Путь назад это путь в исторический и экономический тупик.
И тем не менее не следует забывать, что тоталитарная СМЭ всего лишь часть того тоталитарного строя, который большевики создали в нашей стране. Она далеко не определяет всех его важных черт. И вопрос о тоталитарном строе «реального социализма» также нуждается в новом изучении, новом подходе с позиций уже свершившейся, но не совсем ещё нами осмысленной советской экономической и политической истории.
Я убеждён, что самые значительные события ХХ в. это не две разрушительные мировые войны, не гениальные открытия учёных, не те или иные конкретные воплощения научно-технического прогресса, а вхождение значительной части человечества в реальной социализм (1917 г.) и выход из него (1989-1991 гг.). Вхождение в социализм на деле осуществили российские большевики. По их стопам потом пошли многие другие страны. В ХХ в. большевики держали в своих руках не только одну нашу огромную страну, но и одну треть мира (мировая социалистическая система). Они распространили своё влияние практически на весь мир, на всю планету, обладая ядерным оружием и теорией мировой революции, не говоря уже о «самой передовой в мире идеологии».
Это беспрецедентный факт, феномен всемирно исторического значения. Большевизм это особая форма тоталитаризма, базирующаяся на всеохватывающей власти одной партии и государства, социалистической экономической модели и на всеохватывающей партийной идеологии, пропаганде и воспитании. По существу, большевизм возродил и неимоверно усилил систему государственного гнёта и насилия, всевластия центра, которые были характерны для царской России и с которыми боролись российские народники и ранние марксисты.
Вся советская система держалась на принуждении, планировании сверху, небывалой эксплуатации. В беспощадном терроре страна теряла лучших своих представителей, экономика уродовалась плановыми предначертаниями, исходящими не из реальных потребностей, а из идеологических и политических целеуказаний, страна производила сплошь и рядом то, что не нужно, то, что несовременно. Ресурсопожирание и экономическая неэффективность не знали предела и только огромные природные богатства и избыточное трудообеспечение спасали нашу страну от близкой катастрофы. Катастрофа наступила лишь по прошествии более чем семи десятилетий. И хотя в историческом масштабе этот период времени незначителен, мы успели наломать немало дров, испортить несколько поколений людей.
Ранние российские марксисты-большевики в теории хотели уничтожить классы и государство, дать людям реальную свободу, политическую демократию, они были против империализма и монополий. На деле же большевики и их последователи создали всепоглощающее тоталитарное государство, уничтожили личность и свободу, сформировали ярко выраженное классовое общество с эксплуататорами и эксплуатируемыми, с неравенством и принуждением, создали невиданные монополии в виде министерств и крупных предприятий, а также реальную угрозу всему миру. А советская общественная наука верой и правдой служила укреплению и якобы процветанию нового общественного строя, всячески восхваляя и обильно цитируя вождей партии и страны. Приближаясь так или иначе к вождям, работая непосредственно на них, советские академики-обществоведы, говоря словами академика Г.Арбатова, «онаучивали» советскую власть и руководство страны. На деле же, представляется, они им прислуживали, помогали, преследуя не в последнюю очередь и корыстные интересы. К тому же свои академические погоны они и получали с прямой подачи ЦК КПСС, выполняя тем самым роль агентов ЦК в Академии наук СССР.
Важно напомнить, что когда реальные рыночные реформы начались в 1990 г. в Польше, ведущие советские экономисты, бывшие тогда советниками М.Горбачёва или занимавшие высокие государственные посты, как правило, были против следования польскому опыту, считая его непригодным для СССР. Как заявил в апреле 1990 г. один из советников М.Горбачёва в интервью польской газете «Рабочая трибуна», «советский народ одобряет карточную систему, стояние в очередях (особенно в рабочее время), но он против повышения цен»273. А если отменить государственный контроль над ценами, то инфляция неизбежна. Но уже тогда известный шведский советолог А.Ослунд заметил, что «освобождение цен будет, естественно, непопулярной мерой, однако опасности, связанные с его задержкой, намного серьёзнее»274.
К сожалению, правдой является и тот факт, что такие российские писатели, как А.Солженицын и В.Солоухин, не будучи экономистами, обществоведами и вообще учёными, дали в своих произведениях анализ сути советской экономики намного глубже и правдивее любого советского экономиста.