Между профессионалами идет дискуссия о практике выпуска ГКО-ОФЗ, о промахах, ошибках и даже «диверсиях», которые совершали Центробанк и Сбербанк два крупнейших держателя этих ценных бумаг. Можно допустить, что промахи имели место. Совершенно ясно, однако, что финансовая система, при которой платить по старым обязательствам приходится исключительно путем выпуска новых, долго не может существовать.
В отношении государственного бюджета рано или поздно ребром встает задача нормального покрытия расходов налогами. В августе 1998 г. наступил такой момент истины.
Сбережения и инвестиции
В 1990 г. я побывал на радиоэлектронном заводе концерна «Хьюндэ» в нескольких десятках километров от Сеула (Южная Корея). Не касаясь вопросов производства, отмечу некоторые свои наблюдения социологического характера. Подавляющую часть рабочих составляли девушки 1725 лет, жившие в общежитии фирмы при заводе, в комнатах по три человека. Вероятно, большинство было из крестьянских семей, может быть, из разных местностей небольшой страны. Зарплата их, по корейским стандартам, высокая, 600-800 долларов в месяц.
Мне сказали, что в среднем работницы откладывают до 40% заработка. После нескольких лет работы получается очень неплохое приданое. Деньги собирают отделения нескольких банков, работающие прямо на предприятии.
Этот скромный факт полезен для объяснения «корейского чуда» превращения на протяжении жизни одного поколения бедной страны, разрушенной войной 1950-1953 гг., в мощную промышленную державу. Для быстрого экономического роста нужны большие инвестиции в производство, прежде всего в здания и оборудование, нужна высокая национальная норма накопления. Этот показатель исчисляется как отношение валовых инвестиций (капиталовложений) в основной капитал к валовому внутреннему продукту страны. Инвестиции невозможны без сбережений, и те деньги, которые откладывали корейские девушки, были их вкладом в финансирование экономики страны.
Норма накопления в Южной Корее в среднем за 1991-1997 гг. составляла более 37% и была одной из самых высоких в мире [99, р. 106].
Какие выводы можно сделать из этого для России
Среди серии кризисов, переживаемых Россией, важное место занимает инвестиционный кризис. Мало вкладывая в основной капитал, в производство, мы мало заботимся о будущем, о жизни детей и внуков. С 1990-го по 1997 г. валовые капиталовложения в неизменных ценах снизились в 4,2 раза гораздо больше, чем упал ВВП. Хуже того, инвестиции производственного назначения (в отличие от жилищного, административного, социального строительства) упали в 5 с лишним раз.
Это означает невиданный в мирное время упадок производственного аппарата, отсутствие обновления оборудования, технический регресс.
Те капиталовложения, которые все же производятся, финансируются на две трети самими предприятиями из собственных средств прибыли и амортизационных отчислений. По мнению специалистов, значительная часть средств, которая проходит по статистике как вложения в основной капитал, на деле используется на другие цели. Положение с инвестициями в действительности еще хуже, чем показывает и без того мрачная статистика [118, с. 41].
Советская нерыночная экономика могла обходиться без значительных добровольных сбережений населения для обеспечения высокой нормы накопления. Мы это видели в главе 11, где речь шла о положении в СССР в 1930-х годах. Однако в условиях нынешней российской экономики это невозможно.
При сохранении основ существующего экономического и политического строя государство не может произвольно определять доходы и цены, оно также не может навязывать народу принудительные сбережения вроде памятных госзаймов советских времен, распространявшихся по подписке.
В обозримом будущем не приходится рассчитывать, что государственный бюджет на федеральном и местном уровнях может стать источником сбережений для финансирования капиталовложений.
Этого и не должно быть в нормальной рыночной экономике, в которой функции бюджета сводятся к обеспечению за счет налогов средств на содержание государственного аппарата, вооруженных сил, сфер здравоохранения, образования, науки, культуры, а также на социальную защиту нетрудоспособных. Финансирование больших строительных проектов тоже возможно, но в ограниченных размерах и желательно с привлечением частного капитала. Впрочем, состояние нашего бюджета таково, что ему совершенно не под силу выделение значительных средств на инвестиции производственного характера.
37-39].
Несмотря на экономические трудности, россияне в целом обнаруживают в последние годы сравнительно высокую склонность к сбережению, что даже несколько удивляет экономистов и социологов: ведь миллионы людей потеряли свои сбережения в результате инфляции 1990-х годов, а потом в результате неумелой и жульнической деятельности новых финансовых «частников». При этом лишь скромная часть сбережений реализуется в производственных инвестициях.
Доля сбережений в доходах населения является одним из важнейших экономических показателей, который называется нормой личных сбережений или сберегательной квотой. Согласно данным официальной статистики, эта норма в среднем за период 1992 1999гг. превышала 20%. Такая цифра выглядит вполне благополучно и сравнима с данными по развитым странам.
Однако она представляет собой статистическую фикцию, поскольку в сбережения включаются все покупки населением иностранной валюты. Если учитывать только прирост запасов валюты на руках у населения, то средний показатель за указанные 8 лет снижается до 11% [120, с. 751].
Далее. Прирост валюты является элементом сбережений только с точки зрения индивидуального владельца, но отнюдь не с позиций народного хозяйства. Этому приросту соответствуют не инвестиции в народное хозяйство, а беспроцентный кредит, предоставляемый гражданами России внешнему миру, практически Соединенным Штатам.
Поскольку в середине 1990-х годов, по приблизительной оценке, прирост валюты достигал половины сбережений, реальная, значимая для народного хозяйства, норма личных сбережений в России едва ли превышала 56%.
Даже с включением иностранной валюты размеры этих сбережений были несравнимы с данными по развитым странам. В 1997 г. накопленные сбережения россиян оценивались в 32% ВВП, тогда как у американцев эта величина составляла 494%о, у японцев 243%, у французов 183% [114, с. 123-125]. Если вычесть валютные накопления, то контраст окажется еще сильнее.
Дело не в том, что россияне более расточительны и беззаботны, чем другие народы, что они не думают об обеспечении старости, о росте своего маленького бизнеса, о судьбе детей. Низкий уровень и убогая структура личных сбережений в России объясняется суммой факторов, связанных с экономической, политической и финансовой нестабильностью, с длительным экономическим кризисом и низким уровнем доходов, в особенности легальных.
Мировой опыт показывает, что больше всего сберегает средний класс люди, чьи доходы заметно выходят за пределы физического минимума, но не делают их богатыми. В российской социальной структуре средний класс представлен слабо, к тому же в 1998 г. он особенно сильно пострадал от кризиса.
Те, кто хочет и может сберегать, выбирают формы сбережений, которые дают им шанс уйти от инфляции, от конфискационной руки государства, от многочисленных рисков нашей жизни. Эти формы доллары «под матрацем» и капитал за границей. О бегстве капитала мы будем подробнее говорить ниже.
Если бы эти средства не были фактически изъяты из экономики, они могли бы стать источником внутренних реальных инвестиций и ослабить наш инвестиционный кризис.