Прошло около трех лет после этих потрясений. Для целей анализа имеет смысл разделить трехлетний период на три этапа: непосредственные последствия кризиса (август-сентябрь 1998г.); краткосрочные последствия (сентябрь 1998 г.-второй квартал 1999 г.); среднесрочные последствия (начиная со второго квартала 1999 г.). Разумеется, эти временные границы приблизительны; кроме того, важно, что с течением времени воздействие событий 17 августа все более смешивается с другими факторами разного рода, начиная от движения цены на нефть и кончая сменой власти в Кремле.
Непосредственные последствия выглядели катастрофическими и в немалой мере были такими. Курс рубля к доллару на валютной бирже упал к концу августа на 40%, а концу сентября на 60% по сравнению с докризисным уровнем. Индекс потребительских цен оказался в сентябре на 45% выше, чем в июле.
По темпам и размерам эти показатели намного превосходили аналогичные цифры других кризисных стран. Как курс, так и цены товаров совершали дикие скачки, сколько-нибудь нормальный ход валютных операций был нарушен.
Российская банковская система фактически перестала функционировать. Почти все крупные банки оказались банкротами, прекратили операции с клиентами и заморозили их счета. Тысячи предприятий не могли использовать свои оборотные средства. Центробанк только фиксировал эти факты, в одни банки назначая свою администрацию, у других отзывая лицензии.
Толпы отчаявшихся вкладчиков осаждали отделения коммерческих банков, даже Сбербанк, чьи обязательства считались гарантированными государством и который ввел ограничения на выдачу валютных вкладов.
Рухнул престиж России на мировых финансовых рынках. Рейтинговые агентства, оценивающие платежеспособность и надежность заемщиков, скачкообразно понижали финансовые рейтинги (оценки) правительства, регионов России, российских банков. Это означало, что любой доступ к внешним источникам финансирования для России был отныне заблокирован.
Ведущие западные банки создали специальный комитет для отстаивания своих интересов в связи с дефолтом по ГКО-ОФЗ. Международный валютный фонд закрыл очередные транши согласованного в июле 1998г. кредита.
Думаю, читатели этой книги хорошо помнят обстановку неуверенности, неразберихи, стресса, которая царила в стране в эти недели. В высших сферах шла лихорадка отставок, назначений, перетасовок. Ставшие уже обычными задержки выдачи зарплаты резко возросли. Домохозяйки с ужасом наблюдали, как в магазинах и на рынках ежедневно менялись ценники, и все в сторону повышения. Банки отправляли в неоплаченный отпуск и увольняли сотрудников.
Вчера еще самые престижные и доходные профессии банкира, брокера, специалиста по рекламе вдруг стали сферой массовой безработицы. Почва ухолила из-под ног среднего класса, формирование которого едва началось в России.
Пессимизм царил в оценках и прогнозах как в России, так и на Западе. 24 сентября новое руководство Центробанка выступило с прогнозом, согласно которому российский ВВП в 1999 г. мог сократиться на 5-6%, а уровень цен к концу года мог превысить уровень конца 1997г. на 140-190%, т.е. вырасти в 2,5-3 раза. Давая показания в одном из комитетов палаты представителей США, Джордж Сорос говорил о «коллапсе российской банковской системы» и о том, что «сначала Индонезия, а потом Россия пережили практически полный крах» («Коммерсант», 17 сентября 1998г.).
Еще не изжитый кризис в Азии, события в России и в Бразилии, продолжавшийся спад в Японии породили во второй половине 1998 г. во всем мире ощущение угрозы мирового экономического кризиса. Великая депрессия 1930-х годов вдруг стала казаться не туманным мифом, а тревожным прецедентом. К счастью, апокалипсис не наступил.
Продолжавшийся подъем в Америке и Западной Европе, начавшееся оживление в кризисных странах Азии, достаточная устойчивость Китая и Индии отвратили угрозу. Международные организации и другие прогнозисты стали повышать прогнозные оценки мировой экономики на 1999-й и 2000 гг.
Россия тоже оправлялась от августовского шока. Аналитики Бюро экономического анализа предлагают определять период, который я называю временем краткосрочных последствий, адаптационной фазой [120, с. 129]. На протяжении 8-9 месяцев новая послекризисная реальность входила в повседневные экономические процессы, в жизнь людей.
Краткосрочные последствия кризиса все еще во многом определяли обстановку, но уже наступала некоторая стабилизация. Ее важнейшими показателями стали снижение темпов инфляции и прекращение обвального падения курса рубля. Гиперинфляция, которая казалась осенью 1998 г. вполне вероятной, не наступила. Федеральный бюджет, освобожденный от платежей по внутреннему долгу, вел себя удовлетворительно.
Дефолтные обязательства были в течение 1999 г. переоформлены в купонные (т.е с регулярной выплатой процентов по купонам, прилагаемым к бумагам) среднесрочные облигации.
Под воздействием девальвации импорт резко сократился. Некоторые отечественные предприятия в пищевой и легкой промышленности смогли подняться с колен и занять свою нишу на рынке. Благодаря уменьшению импорта улучшился торговый баланс.
Возможно, заслуга новых руководителей правительства (Примаков и Маслюков) и Центробанка (Геращенко) состояла в том, что, вопреки рецептам консерваторов от экономической науки и идеологов левой оппозиции, они не встали на путь резкого усиления государственного участия в экономике и более щедрой эмиссии денег. Они также продолжили сотрудничество с Международным валютным фондом, что позволило минимизировать ущерб от кризиса для международных финансовых позиций России.
Тем не менее положение оставалось трудным, в некоторых отношениях критическим. Правительство было вынуждено вернуться к финансированию дефицита федерального бюджета кредитами Центрального банка, что создавало постоянную угрозу усиления инфляции. Система коммерческих банков представляла собой либо кладбище, либо госпиталь. Правительство только начинало думать о реструктуризации по известным западным и азиатским моделям.
Вопреки надеждам девальвация не остановила бегство капитала, которое, в сущности, поглощало весь актив торгового баланса, тогда как валютные резервы Центрального банка не росли, оставаясь на совершенно недостаточном уровне.
На рубеже 1998-го и 1999гг. все прогнозы развития российской экономики были крайне пессимистическими. Фонд, начиная новый раунд переговоров с Россией, предвидел, что ВВП упадет в 1999г. на 8%. По среднему прогнозу западных банков, предстояло падение на 7%.
Однако далее с каждым месяцем картина выглядела все лучше. В марте 1999 г. российское правительство исходило уже из снижения ВВП на 3%, а банки давали 1% снижения [120]. Скажу сразу, что действительность изумила всех и посрамила прогнозистов: фактически ВВП в 1999 г. оказался на 3,2% больше, чем в 1998 г. Лучше прогнозов оказались к концу 1999 г. и финансовые показатели: доходы бюджета, темп инфляции, курс рубля.
Можно сказать, что к середине и еще более к концу 1999 г. непосредственные и краткосрочные последствия финансового кризиса были преодолены. Кто проиграл, тот смирился с потерями и взялся за работу, чтобы наверстать потерянное. Кто выиграл, тот старался удержать свой выигрыш.
Ресурсы для этого массивного «чистого экспорта», поглощенного отчасти ростом валютных резервов, отчасти бегством капитала, возникли из отставания той доли ВВП, которая идет на потребление. И здесь мы возвращаемся к последствиям финансового кризиса, теперь уже сравнительно отдаленным. Резкое падение уровня жизни населения, вызванное сразу после августа 1998 г. взлетом инфляции при стабильности, в лучшем случае отставании, денежных доходов, не было компенсировано в 1999-2000 гг., несмотря на некоторый рост экономики.
На главных финансовых проблемах, с которыми Россия входит в новый век и которые в той или иной мере являются наследием кризиса 1998-1999 гг., мы остановимся ниже. Сначала, однако...
В марте 1999 г. лондонский «Экономист» опубликовал статью о будущем России, в которой авторы попытались нарисовать несколько сценариев ее возможного развития на ближайшие годы. Эта острая экономическая публицистика не раз привлекала внимание российских средств массовой информации. Перескажу суть дела.