В экономике Южной Кореи, второй после Японии промышленной державы региона, негативные явления отмечались задолго до кризиса, курсы акций падали на протяжении 19951996 гг. Первое полугодие 1997г. отмечено банкротствами нескольких больших фирм, в том числе автомобильной компании «Киа», одного из пресловутых чеболов (корейских многоотраслевых семейных концернов). В августе 1997 г. полномерный кризис стал очевиден: за полгода индекс курсов акций упал больше чем на треть, курс национальной валюты воны, в конце июня составлявший 880 вон за доллар, к концу года обрушился до 1700 вон. В декабре 1997г.
МВФ сформировал для Южной Кореи самый большой в истории пакет помощи в размере 58 миллиардов долларов, в том числе 21 миллиард из средств Фонда. На деле была использована лишь часть этих кредитов.
Филиппины испытали кризис «за компанию» со своими соседями. Курс песо, ранее практически прикрепленного к доллару в соотношении 26 песо за доллар, в конце 1997 г. составлял около 40 песо.
Кризис отозвался в других странах региона снижением курсов акций и валютных курсов, ухудшением состояния банков. Взоры финансистов и экспертов с тревогой обратились к Китаю. К счастью для соседей и для мировой экономики, полукоммунистический гигант оказался еще не готов для кризиса капиталистического типа.
Китайские власти неофициально обещали не девальвировать юань, чтобы не обострять региональную конкурентную борьбу на экспортных рынках, и пока держат свое обещание.
Блатной капитализм
Если к российскому капитализму прилагают эпитеты «дикий» и «криминальный», то для экономической системы многих азиатских стран на Западе сложился термин crony capitalism, что правильнее всего перевести как «блатной капитализм». Для этого азиатского феномена, основные черты которого, впрочем, существуют и в России, предлагают также термины «капитализм личных связей» или «приятельский капитализм» [95, с. 21]. Это приемлемо, хотя менее образно и остро.
В кризисных странах Азии у власти находились авторитарные режимы, соблюдающие, однако, в большой мере ради хороших отношений с Западом элементарные принципы демократии. В экономике эти режимы сами отличались гигантоманией и авантюризмом, они часто поощряли проявление аналогичных тенденций со стороны частного и полугосударственного бизнеса. Мощные корейские концерны строили заводы в своей стране и за рубежом, не считаясь с реальными возможностями сбыта их продукции. В деловом квартале столицы Малайзии возведены самые высокие в мире небоскребы. В Индонезии был запущен чисто престижный проект национальной автомобильной корпорации.
И так далее.
Для Таиланда, Южной Кореи и более всего Индонезии характерны особые льготы приближенным к власти предпринимателям, банковские ссуды по мотивам личных связей, государственные заказы за взятки чиновникам и другие подобные проявления блатного капитализма. На эту специфическую деловую культуру, в которой традиционно мала прозрачность экономических решений и слабы механизмы, обеспечивающие выполнение контрактов, наложилась в последние годы либерализация, выразившаяся, однако, в ослаблении правомерного и объективного государственного регулирования. Люди низкой деловой этики получили возможность бесконтрольно ворочать делами на сотни миллиардов долларов.
В эту схему успешно вписался иностранный капитал. Западные банки, которые кредитуют азиатский бизнес и продают инвесторам во всем мире ценные бумаги азиатских компаний, естественно, предпочитают иметь дело с фирмами и банками, обладающими связями в государственном аппарате. Менеджеры больших фондов, инвестирующих капиталы миллионов людей, рассматривают такие связи как своего рода государственную гарантию инвестиций.
Таким образом сложились условия для кризиса. Теперь правительства и МВФ расчищают обломки, пытаясь сохранить те факторы, которые помогали азиатским странам в экономическом росте, но исключить или хотя бы ослабить одиозные и опасные элементы блатного капитализма.
В тех случаях, где эти страны сохраняли значительный государственный сектор в экономике, он тоже являлся рассадником блатного капитализма со всеми вытекающими из этого последствиями. В Индонезии популярна шутка: если вы собираетесь возвращать кредит, о котором хлопочете, то обращайтесь в частный банк; но если вы не намерены возвращать кредит, идите в банк, принадлежащий государству. Когда фирма обращалась к государственному банку за ссудой, банкиры занимались не столько изучением ее отчетов и балансов, сколько собирали информацию о связях хозяев в государственном аппарате [99, р. 132].
В одном из них контрольный пакет имеет промышленного концерна и личный друг президента страны. Второй входит в состав концерна, также тесно связанного с правительством.
Стержнем экономики Южной Кореи являются примерно 30 семейных концернов чеболов. Иные из них занимают не последние места в мировой иерархии бизнеса. Стремительный рост этих фирм в 1970 1980-х годах объясняется не только эффективностью производства и сбыта, но также открытым и скрытым покровительством высоких сеульских чиновников вплоть до президента страны.
Не так давно два бывших президента, обвиненных в коррупции и присвоении нескольких сот миллионов долларов, попали под суд и были приговорены к длительным срокам заключения.
Концерны имеют «свои» банки, готовые кредитовать их под новые производственные инвестиции независимо от реальных перспектив этих вложений. Это было важнейшим фактором образования больших избыточных и незагруженных мощностей, сыгравших роковую роль в судьбе нескольких чеболов.
Слабость и пристрастность государственного надзора над банками и невозможная в таких размерах на Западе фальсификация публичной отчетности банков позволяли им до последнего скрывать свои трудности. Когда в 1997г. обанкротился концерн «Ханбо», выяснилось, что его задолженность союзному банку «Кореаферст» составляла 60% официально заявленного собственного капитала банка, а за вычетом приписок превышала этот капитал. Чебол «Киа» был должен трем банкам суммы, равные примерно 120% суммарного собственного капитала этих банков [99, р. 103104, 116].
Ясно, что судьба этих банков, их вкладчиков и кредиторов оказалась под большим вопросом.
Еще два фактора сыграли свою роль в финансовом кризисе. Это, во-первых, относительно низкая профессиональная квалификация азиатских юристов и финансистов, работающих в государственных контрольных органах, арбитражных судах, а также и самих участников финансового рынка менеджеров, банковских слу-;кащих, брокеров. За сравнительно короткое время было трудно создать такие кадры, хотя достижения азиатских стран в этой области немалые. А во-вторых, распространившиеся на волне невиданного экономического бума самоуверенность и национализм.
Отчасти оба эти феномена связаны между собой. Внимательный наблюдатель финансовых дел в регионе отмечает «наивность многих участников азиатской финансовой сцены как еще одну причину краха... Чрезмерная уверенность, поднимающийся национализм и рост азиатского самосознания тоже оказали свое воздействие.
Для тайского брокера было бы национальным позором высказать негативное мнение о положении в Таиланде» [101, р.205-206].
К концу 1999 г. было выкуплено 80% таких ссуд и почти для половины из них были найдены негосударственные инвесторы.
В результате балансы банков «расчищаются», банки вынуждены правдиво показать потери по проданным со скидкой ссудам и искать способы покрытия этих потерь. Таким самым естественным способом является пополнение собственного капитала банка его акционерами. Если акционеры отказывались или были не в состоянии укрепить капитал банка, государство закрывало его, выплачивая вклады из средств фондов страхования вкладов, или способствовало продаже банка новым собственникам, в ряде случаев иностранным. Некоторые страны существенно ослабили ограничения на иностранное владение банками.
Чтобы удержать национальный капитал и санировать «системообразующие» банки, корейское правительство ассигновало на пополнение их капитала 13 миллиардов долларов, выпустив для этой цели на рынок специальные облигации.